Какие у него руки… сильные, тяжелые, горячие. Через ткань толстовки кожу жжет.
С удивлением отмечаю, что прикосновение Николая не вызывает того ужаса, который опоясывал, душил, вводил в ступор, вызывал тошноту, если меня дотрагивался отчим. Наоборот… приятно.
– Конечно, – несколько раз киваю головой, – не надо рисковать. Там ветер и холодно. Я… Вы н–не беспокойтесь, – чувствую, как жар приливает к лицу, щеки краснеют, язык слушается с трудом. – Все будет хорошо, я целый год помогала соседке с ее малышкой, я умею… немного… – голос под конец фразы пропадает. Зато пульс долбит в ушах как ненормальный.
– Хорошо… – мужчина удовлетворенно кивнул.
Дышать легче, когда между нами увеличивается расстояние. Как–то странно мое тело отреагировало на Николая. Первый раз со мной такое.
В детской тихо. Рассеянный солнечный свет проникает сквозь плотную штору в комнату. Николай встает по одну сторону кроватки, я – по другую. Напротив.
Оба смотрим на малышку.
Склоняюсь над кроваткой.
Верочка, укрытая тонким одеялом, спит, изредка причмокивая соской. На ней другая одежда: розовая распашонка, чепчик с рюшечками. Ручки раскиданы в разные стороны. Пальчики сжаты в кулачки. Подрагивают.
– Смотрите, – шепчу Николаю, – она дернет во сне ручками, испугается и проснется. Лучше пеленать первое время.
– Я пробовал, – тоже шепчет. – Ей не нравится.
– Вы просто не умеете. Я вас научу.
– Хорошо.
Девочка кряхтит. Покачав кроватку, тихо выходим из комнаты, чтобы не мешать ей спать.
– Спасибо, что прибралась вчера на кухне и белье развешала, – Николай продолжает шептать. – Я вырубился. Сил не было просто. Дочь несколько дней спать не давала.
– Не только вам, – тихо хихикаю. Тут же даю себе мысленный подзатыльник – что смешного? Глупая!
– Представляю, – дергаются в улыбке его губы.
Он сегодня разговорчивый. И улыбчивый. И вообще живой. А вчера был не в себе.
– Мне было не сложно.
– В общем, за дочкой присмотри, пока меня не будет. Я заплачу.
– Да что вы, не нужно, я же не из–за денег…
Николай бросил взгляд на настенные часы над диваном.
– Мне пора, – заторопился на выход.
Иду за ним.
– Телефон мой запиши, – натягивая кожаную куртку, вдруг вспоминает. Диктует номер.
Делаю ему дозвон со своего телефона.
Смотрит на мой мобильный с некоторым удивлением. Ну да, у меня самая дешевая модель, только для звонков и смс. Не по карману что–то дороже.
– Точно справишься? – поднимает глаза.
– Точно. Не переживайте, – для пущей убедительности часто киваю головой.
– Если что – звони. Я сам не буду, чтобы Веру не тревожить.
– Договорились.
На пороге он на некоторое время задерживается. Будто хочет что сказать или спросить. Но, передумав, выходит, прихватив папку с документами.
Замыкаю за ним дверь. И пока малышка спит, иду наводить порядок в квартире.
Выхожу из подъезда и едва не задыхаюсь свежим холодным воздухом. Даже слегка кружится голова.
Октябрь уже!
На улице путем не был лет сто. Точнее, почти месяц. С того дня, как забрал дочь из роддома. А до этого были похороны, поминки, депрессия, отчаяние.
Как выжил, не понимаю.
Просто проснулся однажды и почувствовал, что нужно срочно что–то сделать. И я даже знал что.
Меня ждала дочь. Единственное, что осталось со мной от Нади. И я забрал ее, понятия не имея, как жить с этим маленьким кричащим комочком.
Даже страшно становится при мысли, как все это время дочка жила со мной. Я же не соображал ничего. Одно держало на плаву – Надя умерла, чтобы наша Вера жила! Это ее подарок МНЕ!
