Пока Вера спит, протираю пыль, мою пол. Везде ламинат, мыть легко, я быстро заканчиваю. На гладильной доске ворох высохшего белья, в основном детского, но есть рубашки Николая, футболки. Черные, темно–серые, темно–синие… Зато распашонки его дочки яркие.
Включаю утюг, глажу все подряд.
Через некоторое время слышу тихое кряхтение – девочка проснулась. Пока не кричит, я продолжаю гладить.
И только когда кряхтение становится громче и требовательнее, вот–вот малышка закричит, выключаю утюг, иду в детскую.
Верочка дрыгает ножками. Одеяло скинула с себя. Соска валяется рядышком.
– Приве–ет, красавица моя, выспалась?
Останавливает взгляд на мне. Разглядывает. Хмурит свои белесые бровки.
– Какая серьезная девочка. Вставать будешь или еще поваляешься?
Поглаживаю ее обеими руками вдоль тела, создавая эффект потягушек. Проверяю подгузник. Менять рано.
– Иди ко мне на ручки?
Аккуратно, придерживая головку, беру на руки.
– Ты моя красавица. Я скучала по тебе. А ты?
Гуляем по комнатам, подходим к окну, смотрим на улицу. Рассказываю обо всем что вижу. Вера внимательно слушает. Мне нравится разговаривать с малышкой. Она хоть и не отвечает, но все–все понимает.
В небе быстро и низко плывут облака, иногда выглядывает солнце. Ветер вроде бы утих.
Погулять бы.
Но я не знаю можно ли Верочке на улицу, а звонить Николаю, спрашивать, мне неудобно. Вдруг он занят?
– А мы покушаем и на балкон выйдем, да, моя хорошая? На балкон, наверное, можно.
Готовлю смесь одной рукой, вслух комментируя каждое свое действие. И мне не скучно, и Верочке развлечение.
Кормлю малышку. Аппетит у девочки хороший. Съедает все.
– Умничка моя. Теперь на прогулку, да?
Идем в комнату. Надо одеть ребенка.
– Так, а в чем же мы с тобой пойдем гулять? – открываю шкафчики в детской. – Где твоя теплая одежда, знаешь? Нет? И я не знаю…
В итоге заматываю девочку в одеяло. На себя накидываю чужую ветровку. Мужскую. От нее пахнет парфюмом и самим мужчиной. Вкусно.
Вкуснее, чем шарф Андрея?
М–м… по–другому.
И… все–таки вкуснее.
Выходим на балкон.
Он застеклен. Тут относительно тепло. Открываю одну створку, чтобы впустить свежий воздух.
Качая малышку, хожу туда–сюда по небольшому пространству. Сюда бы коляску, как раз место бы хватило. Но ее я в квартире не обнаружила.
– А ты у меня девочка тяжелая, да, Верочка? Поела, подросла… А у тети Ани ручки скоро отвалятся.
Красивая девочка, любуюсь крошкой. И любопытная. Разглядывает незнакомую обстановку. Папа ее сюда не носил? Они вообще гуляли на улице? В сентябре было много солнечных дней, это октябрь ветренный и холодный.
Жалко малышку.
Мне хочется ей компенсировать своим вниманием и любовью отсутствие матери. Сама от своей получала равнодушие, а Верочка это не заслужила.
Вот бы моя мать увидела, какой должна быть мама – заботливой, любящей. Для которой ребенок на первом месте, а не мужик.
Трогаю губами детский носик. Теплый.
Негромко пою «В лесу родилась елочка». Единственная детская песенка, слова которой я помню полностью.
Малышка засыпает.
Сажусь с ней в плетеное кресло. Прижимая к груди тяжелый сверток, начинаю дремать сама.
Распахиваю глаза, когда чувствую на себе пристальный взгляд. На нас смотрит Николай. Хмурит брови точь–в–точь, как его дочь. Бледный. Или это освещение такое?
