Племянник, продолжая дело князя,
Любил всё меньше женщин, но зато
У киевлян никто и отродяся
Сравнимой жадности не видел до него.
Неодолимо в тёмные леса
Наживы страсть беднягу заманила,
Да изодрав смолёные власа,
Как волка палкой дó смерти забила.
Хоть молод Игорь был еще тогда,
Успел жениться и дитём разжиться.
Княгиня Ольга больше никогда
Ни с кем решила ложем не делиться.
И Святополка обучала с малых лет:
«Будь книгами и мыслями согрет,
Никто не может жадностью разжиться —
Плохой конец постигнет лихоимца».
У Святополка жизнь текла по временам:
Набеги ратные, пирушки по ночам.
Да верил мало старым киевским богам
И тяготился общей тягой к чудесам.
Не уважая от души кровь и злодейство,
Едва не принял самым первым иудейство.
Княгиня Ольга, зная языки,
Имела светлый ум, а мужики
Врагов искали, зная, как сразиться,
И кровью внешнею – «разбойною» – упиться.
Желая эту практику пресечь,
Она пыталась христианством Русь увлечь,
Наивно веря, будто верой вековою
Научит чаще россов думать головою.
Ей не пришлось, старея от тоски,
Дождаться христианства на Руси.
А вера новая как солнце засветила,
Когда Владимира звала к себе могила.
Он нес в себе немалые грехи:
Учителя его – соха да пастухи;
Природе силы щедро отдавал,
От дев и неги отдыха не знал.
В палатах жил, но было, часто было —
Его на Днепр на закате уводило,
Где по весне до утренней зари
Не умолкая пели соловьи.
Любил Владимир сочные луга,
Когда Венерой зажигается заря.
Ей оставаясь доблестным слугою,
Князь Соломона воскрешал собою.
Природу женскую примите фигурально…
Широким клином разбежались берега,
И тянут в омут, дабы досконально
Понять, где выбег начала у них река —
Река неутолимости желаний,
Что заставляет океан страстей
Вскипать волной сердечных замираний
На запрещения спасительных идей.
А на рассвете утомлённый путник
Покинет ту, что в омут завела.
Разлука у любви – надежный спутник,
Но сердцем сохраняются слова:
«Всей этой ночи радостный залог;
Согрей, когда снега луга укроют,
И в нужный срок появится росток,
А край наш приумножится тобою…»
Так, поэтично соблазняя дам,
Готовился Владимир к холодам.
Поняв Спасителя буквально: «Возлюби!»,
Числом прибавившись назойливой родни.
Но с хитростью синайского еврея,
Толкал на Север князь своих, где холоднее,
Прося, чтоб мать притом не забывали,
Колоколами денно-нощно знать давали!
Велел креститель выучить псалмы,
Застроить церквями приглядные холмы.
Вот где пространство стало бедности с руки:
Тогда не только внуки – даже правнуки,
В колонны выстроив нередкие полки,
Их от Днепра на север повели.
Вошло в традицию: как только тает лёд,
Так начинается очередной Исход.
И не боясь колючего Борея,
В повозку прыгала нередко Саломея.
А вместе с ней, от холода бледнея,
Туда же ехала и вся семья еврея.
Нельзя определенно побожиться,
Но опыт их не мог не пригодиться.
Ведь Родина, на север прирастая,
Войн не вела, норвегов вытесняя.
Лет двести не терялся южный след,
Пока бурьяном не порос от внешних бед.
История чингизского похода
Не принесла Орде желанного дохода.
Спасительно, что наши города
В конце концов устроил Калита.
А беды дальше колесом катились,
Хоть русские старательно крестились.
Да, через триста лет ушла Орда,
Но тёмной оставалась вся страна:
Князья и малодумные бояре
