С этим у меня всегда было строго: ненавижу грязные тарелки в раковине, крошки и особенно лужицы на столе. Я маниакально протираю столешницу, как только там появляется хоть капля. Что уж тут поделать: это моя паранойя – люблю, когда на кухне чисто.
– Марина, подкинь пива, пожалуйста! – крикнул из зала муж, как только я закрыла кран.
Это была еще одна причина, по которой я не любила, когда к нам приходил Коля или другие друзья мужа: весь вечер, как обслуживающий персонал, я вынуждена носить им проклятое пиво. Однажды мы с мужем обсудили это. Нет, не ругались, просто спокойно обсудили. Но в некоторых вопросах Гриша имеет очень архаичные взгляды.
– Марина, ты хозяйка в этом доме, – сказал он мне тогда, – ухаживать за гостями – это нормально. Это признак гостеприимства.
Особо не поспоришь, но у меня немного иное представление о гостеприимстве. Не сумев тогда убедительно донести свою мысль, я смиренно ношу гостям пиво и не жалуюсь, как приличная, с точки зрения мужа, хозяйка дома. Я достала из холодильника первые попавшиеся под руку банки и пошла в зал.
– Спасибо, дорогая, – сказал Гриша и поцеловал меня в ладонь.
Это было так же неестественно для него, как для меня весь вечер носить пиво его друзьям. Но подобный жест для Гриши имел определенный смысл: так в его картине мира выглядела ролевая модель хорошего мужа. Вообще, модель неплохая и нормальная, но не в нашей семье. Так как у нас это было лишь напоказ перед друзьями в целях получения общественного одобрения.
Расположившись на кухне с чашкой ромашкового чая, я листала соцсети без особой заинтересованности. Бессмысленное занятие, которое воровало миллионы часов у всех людей на планете. Я часто корила себя за то, что так глупо растрачиваю время, которое и без того уходит не всегда понятно куда. Набравшись решимости, я отложила телефон и окинула взглядом свою полудепрессивную кухню – вокруг было чисто, на столешнице ни крошки, в раковине даже ложки грязной не было. Чтобы чем-то занять себя, раз уж я твердо решила использовать время более рационально, я вылила в раковину остатки чая и помыла чашку.
Телефон издал короткое «бздынь». Я надеялась, что это сообщение от Нади – уж слишком долго она не выходила на связь. Да, это было видеосообщение от подруги.
– Дорогая, привет! Извини, что не отвечала так долго, была занята! – я увидела Надю в белом махровом халате, длинные рыжие кудри растрепаны, в руке бокал шампанского. – За тебя, моя хорошая! – она сделала глоток, и только в этот момент я заметила, что она стоит на балконе, а на заднем фоне – я не поверила своим глазам! – где-то в километре виднелась Эйфелева башня. – Как тебе вид, шикарный, да?!
Надя светилась от счастья, она покружилась, чтобы я смогла рассмотреть то место, где она находилась. Это была очень изящная комната, обставленная с большим вкусом антикварной мебелью. Огромная кровать с изумрудным балдахином, старинное трюмо с резной деревянной рамой, изящный кофейный столик у окна с огромным пуфом такого же оттенка, как балдахин. В таких комнатах должны жить кинодивы или примы известных театров. Спальня была абсолютной мечтой любой женщины, внутренний мир которой имеет хотя бы минимальную степень утонченности. Такие спальни бывают только в Париже.
– Да, я в Париже! Милая, у тебя что-то срочное? Я завтра утром прилечу. Все расскажу за обедом. Целую и люблю тебя!
