Царство невежества и елейного, юлящего, а порой и раболепствующе заискивающего хамства – это ведь все, что было доступно к своему довольно поспешному созданию, раз доселе безмолвные массы и вправду вооружились слепой и незыблемой верой в то, что человеческую природу можно в единый миг разом полностью переиначить, разрушив гнет подлого, собственнического угнетения…
А между тем всякая людская суть совершенно незыблема, и ее могут изменить одни лишь тысячелетия плавного, долгого, как и безропотно примиренческого уравновешивания между обычной жизнью и столь и впрямь блестяще красивыми о ней мечтаниями.
Ну, а взрывными темпами можно добиться одного лишь более чем незамедлительного угасания очагов всякой на этом свете подлинной культуры.
И это именно так, до чего только продуктивно и задушевно взаимодействуя со всеми теми вполне ведь полностью естественными устремлениями человеческого рода, и можно будет явно добиться пошагового развития культуры и общественно проявленного (не немощного разумом и лютого на действия революционного) гуманизма.
Ну, а если кто-то вполне всерьез думает иначе, то он явный и сколь глубокомысленный продолжатель всех тех довольно-то нелепых веяний, что уж в прошлом и стали одной из наиважнейших первопричин того, что бессмысленный и беспощадный российский бунт был и впрямь-таки оседлан отъявленными, безнадежно ядовитыми мыслью прохиндеями.
Причем буквально-то все те радужно светлые предначертания грядущих кровавых революционных будней были заложены в качестве краеугольного камня именно тем самым воинственно оптимистическим мировоззрением всех тех столь и по сей день безнадежно упорствующих в своих заблуждениях господ светлооких идеалистов.
Раз еще в самом преддверье новоявленной революционной эры все просвещенное российское общество буквально вдоволь обильно пропиталось яркими бликами того грядущего, которому непременно еще должно было когда-нибудь собственно попросту быть.
И его весьма отстраненное от всякой той седой, как лунь, действительности принципиально пространное видение зиждилось прежде всего на том, что всем тогда стало собственно более чем безукоризненно ясно, что где-то далеко-далеко впереди вот-вот да забрезжит свет чего-либо нового, но заря это или закат – на глаз было никак не определить.
Однако столь неизменно хочется верить во что-нибудь несомненно так непременно славное и доброе, однако это ведь именно безотчетная вера довольно-то многих людей и погубит, поскольку, хотя без нее никак и нельзя, но надобно еще напрягать ум, а не только разве что безотчетно во что-либо подчас совершенно беспочвенно верить.
А кроме того, надо бы еще и совсем не бояться схлестнуться в ярой борьбе со всеми теми, кто топчет ногами новое, исподволь вытравливая весь его дух из всех тех уж имеющихся в данное время великих общественных начинаний.
Да только борьба эта должна вестись исключительно по возможности с чистыми мыслями, а то, как-либо иначе впрягшись в нее грязными и закулисными методами, многие чистые люди сохраняют свой внешний задушевный облик, и все же при этом они явно разом теряют все свои еще изначально им свойственные духовные черты.
Их прерогативой при этом становится возвышенная над всем низменным, исключительно безукоризненная, чистая, как слеза, правда.
И она тогда и впрямь обволакивала буквально-то все на этом свете, где-либо и когда-либо собственно же происходившее, тенетами абсолютно однобокой своей полуслепой правоты.
