– Ты уснула?
Удивленно распахнула глаза. Лыбится гад. Толкнула в грудь, пытаясь отпихнуть, но он расхохотался.
– Что? Думала, поцелую тебя, шмакодявка?
– Ничего я не думала! Отпусти! Придурок!
Схватил за затылок.
– Еще раз придурком назовешь…пожалеешь!
– И что ты сделаешь?
Когда его губы накрыли мой рот, смяли, жадно, сильно, я застыла… Никто и никогда меня не целовал. Я не знала, что делать… хотелось одновременно и вырваться… и целовать в ответ. Не просто целовать, а кусать его мягкие, сочные губы, терзать их. Делать с ними что-то немыслимое. Отчаянно попыталась отстраниться, хватаясь за рубашку, царапая спину, обманывая себя, что хочу… чтобы отпустил. Но вместо этого я как-то неловко ткнулась губами в его рот, приоткрыла свой и тут же ощутила, как наглый язык скользнул внутрь и сцепился с моим языком. Задохнулась, втягивая его дыхание. Как соль моря, лайм и горький табак.
Вот и все. Больше я себе не принадлежу. Сальва ди Мартелли поставил на мне свое проклятое клеймо. А я позволила.
Отстранился, тяжело дыша. Кажется, он весь дрожит от напряжения, и ладони стискивают мое тело с такой силой, что мне самой тяжело дышать.
А он рывком к себе прижал. Спрятал мое лицо у себя на груди, впился лапой своей огромной мне в волосы.
– Ты ужасно целуешься, малая.
– Научи…, – шепотом, какая-то вся слабая, онемевшая с невесомым телом, с глазами, наполненными каким-то адским блаженством, – поцелуй меня еще раз.
Задрала к нему лицо, и дух перехватило от осознания, что только что мы с ним целовались. Не так пошло и липко, как у него с той белобрысой было. Совсем не так.
– Обойдешься.
Глаза округлились от неожиданности. Захотелось опять его ударить. От бессильной ярости и понимания, насколько я слабая и глупая.
– Ну и ладно. У других попрошу.
– Каких других?
Вот и нет улыбки. Стерлась. И глаза кровью наливаются.
– Просто других. Тебе какая разница?
Внезапно пятерней меня за лицо схватил.
– Запомни, малая, я убью каждого, кто на тебя посмотрит. Каждого, кто до тебя дотронется.
– Чего это? Ты мне никто, чтоб распоряжаться мною!
Попыталась вырваться, но безуспешно.
– Ты делаешь мне больно. Я не пойму, чего ты хочешь? Зачем привел меня сюда?
– Утопить!
Совершенно серьезно ответил Сальва. Так мрачно, что мурашки побежали по коже.
– Пошли. Я отведу тебя домой.
Встал из воды и меня поднял. Ноги после поцелуя ватные. Мокрое платье прилипло к телу, и я вижу скользящий по нему черный, голодный взгляд Сальвы. Обхватила себя за плечи.
– Сама дойду.
Потом резко к нему повернулась.
– И никогда больше не смей меня целовать и приближаться ко мне! Придурок!
Подхватил меня под руки и дергающуюся, сопротивляющуюся потянул к дереву, вмял в ствол.
– Посмею... завтра придешь сюда, и я буду тебя целовать, малая. Так целовать, что губы опухнут.
– Ни за что! Задолбаешься ждать!
И снова взгляд плывет от его близости, кажется, я не могу оторвать этот взгляд от его рта.
– Придешь, – шепчет у самого моего лица, – еще как придешь.
– Не приду!
Едва касается губами моих губ.
– Придешь!
– Нет!
– Даааа!
Его ладонь властно легла на мою грудь и легонько сжала. Какой порочный взгляд, черный, страстный. Большой палец коснулся соска и слегка потер. Из-за холодной материи прикосновение было настолько чувствительным, что я приоткрыла рот, не в силах оторваться от его взгляда. Пальцы сдавили набухший кончик, покрутили. А губы скользят по моим, но не целуют. Рот широко открыт, и я жду, когда набросится, когда вопьется зверем. И все мысли там, в его пальцах, ласкающих грудь, сжимающих ее.
