О лапах и лапках - страница 3




   Так получилось и в этот раз.


– Приехали!


   Оливка радостно выскочила из машины и растерянно посмотрела по сторонам. А где лодка? Эй, хозяйка, а что это ты делаешь? Стой-стой, нет! Давай, сначала на остров…


   Увы. Хозяйка, не обращая внимания на нее никакого внимания ставила палатку прямо на берегу. Никакой тебе лодки, ветра, камней… Стоп. Камни как раз были. Много.


– Нравится тебе Ладога?


   Хозяйка смотрела на Оливку, выкапывающую камень из песка.


– Фррр. Это, конечно, не Вуокса, совсем, но тоже, фрр, апчхи, ничего.


   Этот день был наполнен бегом за камнями, которые выдрессированная хозяйка послушно бросала ей раз за разом. А еще была прогулка в лес, где она бежала по тропинке между валунами и опутанными паутиной деревьями, под пение птиц и кукование кукушки… В лесу было тихо, и потому шуршание в траве возле тропинки было четко слышно. И чего хозяйка так всполошилась, Оливка не поняла, хвост как хвост, тонкий, на ползуба не хвати, черный и быстрый. Подумаешь, «гадюка». Таких шуршаний в лесу много. Если из-за каждого так переживать, нервов не хватит.


   За день собака набегалась и устала, поэтому не могла дождаться, пока хозяйка отправится в палатку, чтобы без задних, да на самом деле и передних тоже, лап завалиться на одеяло.


   Ночью на поляне, где раскинулась их маленькая палатка, жизнь била ключом. Приезжали и уезжали машины, шумели моторы лодок, как с тоской сквозь сон понимала Оливка, продолжающая мечтать об островах, говорили люди. Пару раз Оливка поднимала голову и принималась лаять, выполняя свой охранный долг, но убедившись, что хозяйка крепко спит, и потому все равно не оценит ее рвение, поэтому остаток ночи проспала, не обращая внимания на шум и людей. Зачем прерывать свой сон, когда все равно никто не видит, а спать хочется крепко и долго? И палатка, нагретая восходящим солнцем, кажется уютной крепостью, которой не страшна никакая осада?


5. Оливка дома.

   На улице было страшно. Оливка не любила туда ходить, если только не шли в парк, где можно было всласть набегаться за камнями или палками. А вот по улице – увольте. Машины громко ездили мимо, велосипеды и скейты норовили ее задавить прямо на тротуаре, а в лесу ног, окружающих ее, так легко терялись ноги хозяйки. И хотя Оливка шла на поводке и, понятно, никуда от хозяйки деться не могла, она часто растерянно останавливалась, чтобы, замерев, поймать взглядом знакомые джинсы и затрусить рядом с ними.


   Но страшно было и дома. Не только из-за громкой музыки, грозы с дождем или салюта. Дома была она – ванная. Единственное помещение, в которое Оливка никогда не просилась и старалась обходить стороной. Даже если хозяйка испытывала необъяснимый для Оливки порыв закрыться в этой маленькой комнатке, собака, испытывая сожаление по поводу пошатнувшегося психического здоровья дорогого ей человека, спокойно отправлялась в комнату лежать на диване в уютном гнезде, утоптанном ею в подушке.


   Но наступал день… Рано или поздно, он наступал. Когда хозяйка доставала из комода большое коричневое махровое полотенце. И Оливка все понимала, все-все. Ей не надо было видеть следующие приготовления, как то корзинка с расческами (да, у нее была личная корзинка с личными расческами, но она не любила об этом говорить, максимум, могла выдавить из себя, что глаза б ее это не видели, о благодарности же не могло быть и речи) и красный, пугающе шумный и обжигающий горячим воздухом фен. Собака и так знала свою судьбу на ближайшие полчаса: душ, шампунь, бальзам, полотенце, фен, расческа.