О любви еще раз - страница 26

– Да, в общем, ничего особенного, – ответил Копейкин, стараясь держать себя в руках и демонстрируя своим бывшим уже подчинённым полное безразличие к своей отставке, – просто отстранил меня от руководства бригадой, только и всего! Теперь ваш начальник Якименко.

– Вот это да! А ты как же?

– А я уеду отсюда к чёртовой бабушке! – всё же не выдержал молодой человек, и в его голосе послышалась глухая обида.

***

– Успокойтесь, дорогой мой Юрий Петрович! Просто вашему питомцу стало значительно лучше, и мы перевели его с матерью в обычную двухместную палату, – улыбнулся главный врач взъерошенному капитану, влетевшему в его кабинет будто вихрь, и предложил: – Спиртику не хотите ли? Вам нужно успокоиться!

– Да, вообще, было бы неплохо! – признался капитан, вытирая пот со лба и грузно опускаясь в кресло. – Что-то я устал и совсем забегался…

– Да уж! – с хитринкой взглянул на него старый доктор. – Под глазами синяки!

Он давно уж заметил чрезмерно повышенный интерес офицера к судьбе обычного осуждённого и его привлекательной «матери». Но корректно молчал об этом.

Медик деловито достал из стеклянного медицинского шкафа склянку средней величины, более напоминавшую бутылочку с физраствором, только без деления на граммы, и два нестандартных шкалика и, мельком взглянув на капитана, с гордостью сообщил:

– Чистый!

Начальник колонии даже не повёл бровью.

– В смысле как наливать-то? С водой разбавлять или… – не понял доктор.

– Или… – негромко поддержал предложенный лексикон офицер и пояснил: – Мы на фронте спирт по-другому не пили.

– Ну а я, если позволите, всё-таки себе водички плесну! – посерьёзнел пожилой человек, с уважением взглянув на своего давнего знакомого. – Честно говоря, я и не предполагал, что вы фронтовик, Юрий Петрович! – признался главврач.

– Думали, что я всю жизнь как крыса по тылам бегал и зеков стерёг? – горько усмехнулся начальник колонии. – Ну уж нет! Было дело! Протопал в пехоте от стен Ленинграда до Праги, пока второй раз не ранило. Потом с полгода по госпиталям… А когда вышел, отправили сначала на долечивание в тыл и уж потом списали. Война ведь уже заканчивалась.

– Но почему ж вы тогда награды не носите? – кивнул на милицейский китель без наград пожилой доктор. – Думаю, у вас – боевого офицера – они наверняка есть!

– Есть, конечно. Только на милицейскую форму не надеваю. А на фронте… – задумчиво протянул Юрий Петрович и замолчал на время, собираясь с мыслями и вспоминая о чём-то. – Не всё было гладко в моей фронтовой биографии, – наконец признался начальник лагеря. – Лишали меня моих наград, да и самого офицерского звания. Войну начинал старшим лейтенантом, а вскоре попал в штрафбат простым солдатом. Искупать вину кровью отправили, так сказать. Первый раз нашу штрафную роту, набранную из таких же бедолаг, как и я, бросили в прорыв под Нарвой. Тогда из роты, которой командовал бывший комдив, осталось в живых человек десять-двенадцать. А меня легко ранило. После госпиталя восстановили в воинском звании и назначили командиром одного из штрафных батальонов Второго Прибалтийского фронта и в феврале сорок четвёртого бросили в атаку на укрепрайон под Псковом. После тех боёв, где я не получил и царапины, батальон полёг почти полностью и был расформирован. А меня исключили из штрафников. После уже вернули всё и даже вторым орденом Красной Звезды наградили.

– За что же вас в штрафники-то отправили?