О людях и самолётах - страница 17
В начале 80-х годов теперь уже прошлого века высокие штабы почему-то решили, что в крупных учениях должны принимать участие не только строевые части, но и всякие учреждения Вооружённых Сил, вроде ВУЗов, приёмок и бог знает ещё чего. Последствия этой странной идеи мне довелось испытать на своей, так сказать, шкуре.
В тот год генералы выкопали учебный томагавк летом, и на нашу контору свалился нежданный подарок в виде разнарядки на учения.
Престарелые полковники, которые давно забыли, что они, в сущности, ещё военные, с кряхтением полезли на антресоли. Оттуда были извлечены «тревожные» чемоданы, полевые сумки, плащ-накидки, курвиметры и другие странные предметы.
Бриджи, которые в авиации называли «кривыми штанами», в отличие от брюк навыпуск, которые именовались «штанами об землю», почему-то оказались малы, хромовые сапоги ссохлись и больше напоминали любимое пыточное орудие испанской инквизиции, умение нашивать подворотнички оказалось начисто утрачено…
– Скажите, коллега, а «повседневная для строя» – это как?
– Видите ли, батенька, боюсь ошибиться, но выше пояса, как у вас, а ниже пояса… э-э-э, ну, как у того молодого человека…, ну да, дежурного по факультету… гм…, правильно…
– А полевая – это тогда как?!
На следующее утро раздолбанный ЛАЗ высадил десант избранных представителей военной науки в районе проведения учений.
Построились. Дежурный генерал, оглядев прибывшее воинство, которое, наподобие военнопленных, почему-то полезло в строй с вещами, ухмыльнулся и скомандовал:
– Товарищи офицеры! Поздравляю вас с прибытием в район учений! Задача на сегодня – максимально отдохнуть!
И пошло! Каждый день в отсутствии боевых задач лучшие представители военной авиационной науки неумело напивались, стремительно теряя человеческий облик. В свою очередь, представители строевых частей абсолютно не представляли себе, где и каким образом использовать специалистов по теории РЭБ. Больше всех повезло секретарю партбюро. Он где-то умудрился стащить красную папку с тиснёной надписью «На доклад командующему». С этой папкой он бессистемно бродил по гарнизону, периодически хмуро поправляя очки и неодобрительно посматривая на окружающих. В столовой он клал эту папку на стол и обедал в одиночестве. Пару раз, правда, к нему подсаживался местный контрик, бледный от собственной отваги. В папке у хитрейшего из хитрых лежали авторучка, сигареты «Ява» и запасные очки, как главные орудия политработника.
Наконец, в районе полуночи в нашу палатку влетел порученец и заполошно заорал:
– Товарищи офицеры! Срочно на ЗКП!
На ЗКП нас уже ждал знакомый генерал.
– Поступила вводная! Нужно срочно рассчитать и нанести на карту зоны подавления ЗРК[22] противника. Исходные данные получите у начальника разведки.
С трудом прогоняя непривычное чувство похмелья, полковники взялись за дело.
И вот – карта. Громадная, длиной в несколько метров, искусно нарисованная карта учений. Карта ещё лежит на полу, на особом помосте, и специально обученный прапорщик наносит на неё последние штрихи. Лицо у него вдохновенное, как у Микеланджело, завершающего роспись Сикстинской капеллы.
Самый смелый из нас с фломастером приближается к карте, чтобы нанести так называемые «яйца», т.е., зоны подавления.
– Вы куда, товарищ майор?!
– Зоны подавления нанести.
– Нельзя, карту помнёте!!!
– А как же…
– Сейчас! Хамракуллов! Гусев! Ко мне!