* * *
Дорога в Новгород была много продолжительнее, чем сегодня. До конечной цели добирались на экспедиционных машинах почти двое суток, с ночевкой где-то в районе Валдая. Машины были газогенераторными, работали на чурках, горевших в топках, которые были приделаны к борту кузова. Чурки добывались из изуродованного войной торцового покрытия Ленинградского шоссе. И главным шоферским инструментом был не бензозаправочный шланг, а тесак, которым мы рубили звонкие торцы на чурки. Дорога будила поэтический зуд, становясь героем наспех сооруженных виршей: «Из-под колес измятой лентой шоссе бежит куда-то вспять, горстями можно в складках тента пыль золотую собирать…»
* * *
И вот перед нами Новгород. Растерянный, даже обескураженный, ищущий взгляд Арциховского. Ищет этот взгляд привычные довоенному глазу архитектурные шедевры новгородских окрестностей – Волотово, Ковалево, Нередицу, Кириллов. Их нет! Лишь далеко справа громоздится пробитая навылет хутынская колокольня. Нет и города. Нас встречает груда развалин, закопченных кирпичных коробок, окруженных кольцом изуродованного вала. Над валом поднимаются дымки «буржуек»: совсем еще малочисленные жители Новгорода, вернувшись на свое пепелище, освоили для жизни землянки и боевые ходы бывшего немецкого рубежа обороны. От ободранных стен Детинца видны нескончаемые заросшие бузиной и лопухами пустыри, а за ними (как трудно в это поверить сегодня!) – те же дымки над гребнем вала Окольного города.
* * *
Поселяемся мы все в Златоустовской башне Детинца, на третьем этаже, в помещении, еще не утратившем запах немецкой солдатской казармы. В первую ночь дикий крик поднял всех на ноги перед зрелищем стоящего в длинной ночной рубашке и орущего с закрытыми глазами Колчина. Ему, как он объяснил, приснился сон, что кто-то ударил его в глаз молотком. Эта сцена была запечатлена Мерпертом в песне: «Когда пришли мы на покой, нам приключился сон плохой: товарищ Колчин со взглядом волчьим визжал, укушенный блохой».
На следующую ночь комната осталась за студентами. Девочек поселили на другом этаже, а начальство перебралось в Лихудов корпус.
* * *
Некоторые восстановительные работы в Новгороде уже произведены. Собран заново из демонтированных немцами деталей памятник «Тысячелетие России». Покрыт купол Софийского собора. У Магдебургских врат сидит сторожиха с перевязанной шпагатом берданкой.
– Бабушка! Что сторожишь?
– Да вот золото привезли купол золотить. Его и стерегу.
– А ружье-то стреляет?
– Да что вы, родимые! Если бы стреляло, я бы со страха померла!
Среди прочих развалин возвышаются руины древних храмов с ободранными главами. Наверное, нет ни одного купола в городе и ближайших окрестностях, на котором мы не побывали!
Над Волховом против Пречистенских ворот свисают взорванные конструкции моста, которые только предстоит убрать. А на Ярославовом дворище еще не разобраны остатки торговых рядов и здания городской думы…
Зато полностью восстановлены три важнейших здания: обком партии (ныне городская больница на Яковлевой улице), областное управление КГБ (бывший дом Кузнецовых на Никольской улице около Ярославова дворища) и тюрьма. На наш наивный вопрос «Почему тюрьма выкрашена в розовый цвет?» секретарь обкома тов. Бумагин гостеприимно развел руки и сказал: «Добро пожаловать!»
* * *
Первая проблема, с которой столкнулась экспедиция, – отсутствие в малолюдном Новгороде свободной рабочей силы. Валя Седов был откомандирован к руководству лагеря военнопленных договариваться о возможности использовать на раскопках их контингент. Начальство во главе с Арциховским в полном составе ожидает результатов этой командировки. Появляется Седов. Молчит. Арциховский робко спрашивает:
