– Угу… – Кузьма еще ниже опустил голову. – Ладно, морэ, чего отворачиваешься? А то я не знаю, что ты думаешь. Что все вы думаете… Вот, мол, сидит тут пьянь подзаборная… Ума нет, совести тоже, один кабак в голове…
– Ума нет – это верно, – буркнул Илья. Кузьма, не слушая, продолжал:
– Думаешь – из-за бабы цыган сломался… – Он криво усмехнулся, поскреб руками волосы. – Что ж, я спорить не буду. Только, может, из-за такой бабы и не грех?
Илья промолчал. Он плохо помнил Данку, которую видел последний раз давным-давно, еще в таборе, на той проклятой свадьбе. Да, красивая была… Может, и сейчас что-то от ее красоты осталось, за тридцать ей теперь. Конечно, красивая, но уж никак не лучше, например, Настьки. Да и другие есть не хуже. Однако вслух он говорить этого не стал и буркнул только:
– Ни одна из них того не стоит.
– Ну, не тебе говорить, не мне слушать, – проворчал Кузьма. – Помню я, что ты из-за Настьки творил.
– Так, морэ, мне двадцать лет было… – растерялся Илья.
– А мне, когда Данка ушла, – семнадцать. Да не об том разговор… – Кузьма, поморщившись, потер кулаком лоб. – Господи, похмелиться, что ли?
– Похмелялся уж, – не оборачиваясь, бросила Варька.
Кузьма искоса взглянул на нее и отвернулся к стене. Через минуту глухо сказал:
– Говоришь – ни одна из них того не стоит? Да нет, морэ, такая – стоит. Я ее девчонкой сопливой взял, и она уже тогда, в пятнадцать лет, красавицей была. И ведь хорошо могли бы жить. Вот душой клянусь – до сих пор не пойму, почему она убежала!
Илья уже знал и чувствовал, что ничем хорошим этот разговор не кончится. А Кузьме, казалось, было все равно, слушают его или нет.
– Наши ругались, говорили – за большой деньгой повелась… Шут ее знает, может, и верно. Хотя и я на нее не жалел, в золоте ходила, в шелку… Наши-то после того, как Данка сбежала, и здороваться с ней перестали, на улице встретят – на другой тротуар переходят, вот как. А я… мне… Да бог ты мой, я у «Яра» все ночи просиживал, чтобы только посмотреть на нее! – вдруг вырвалось у Кузьмы с исступлением.
Илья уже привстал было, чтобы уйти, не выдумывая причины, но Варька от окна сделала ему отчаянный знак, и он опустился на место.
– Только взглянуть! Как будто она не жена моя! Как будто не цыганка, а царица небесная! Каждую ночь смотрел, как она с господами в тройки садится… Выть хотелось, а я смотрел, потому что… – Кузьма махнул рукой, смешался и хрипло закончил: – Потому что будь она неладна, эта жизнь…
Илья молча смотрел в стену.
– А сейчас и этого нет. Сейчас она – барыня. В Крестовоздвиженском живет, своим домом. Про меня, знамо дело, и не думает. У «Яра» сколько раз нос к носу сталкивались – мимо проходила. И ведь в самом деле не узнавала, не притворялась! Посмотрит, как на голое место, и дальше себе идет, стерва такая! С Навроцким этим шестой год живет, чтоб его…
– Замуж за гаджа вышла? – удивился Илья.
– Нет, так живет. Нужна она ему – замуж… Он ведь, лепешка кобылья, подошвы ее не стоит! Картежник, шулер, вся Москва его знает, в долгах с головы до ног. Как подумаю об этом – в глазах темно! Вот, ей-богу, напьюсь как-нибудь и убью…
– Данку?
– Навроцкого… Ее – нет. Ее не смогу. Раньше хотел, но.... – На скулах Кузьмы задергались комки. – Если бы она с ним хоть хорошо жила, Илья! Да ведь ему деньги ее нужны, золотишко, больше ничего! Все про это знают, и она тоже, а вот поди ж ты…
