– Именно, офицер! Вот и этот ваш Льюис Кэмерон ощутимо сократил себе жизнь, поддавшись пагубной привычке и пристрастившись к морфию, но при чем здесь я?
Поразительно, мелькнула в моей голове мысль, красивые женщины, однако, умеют казаться умнее, чем есть на самом деле, но если эта дамочка думает, что способна заболтать меня всякой ерундой и увести разговор в сторону, то сильно ошибается. Ей попалась стреляная птица, знающая свое дело и ухищрения, на которые идут преступники при допросе. Сейчас леди Лаклисс вела себя именно как опытный преступник, который пытается болтать с детективом о чем угодно, только не о том, в чем его подозревают. Отличие было лишь в том, что она не прятала взгляд, а достойно смотрела прямо в глаза, ни разу не опустив свое прекрасное личико, чем пленила меня и заставляла нервничать. Признаюсь, что испытывал страшную неловкость, которую ни разу не испытывал при общении с уголовниками. Конечно же, я изо всех сил старался не показывать волнение, поэтому, кашлянув и стараясь держаться уверенным, ответил:
– Незадолго до своей гибели Льюис Кэмерон был у меня. И говорил, что работает вместе с вами.
Бах!
Ее зрачки едва заметно дернулись.
Едва-едва.
Другой бы не заметил, но я – это я. Профессионал своего дела. Мой метод начинал работать. Леди Лаклисс явно начала волноваться, несмотря на то, что искусно скрывала это и сохраняла поразительное самообладание.
– Действительно? – подняла она брови. – Возможно! Но я не знаю и четверти имен всех тех, кто работает со мной. Круг моих интересов, как я уже упоминала, неимоверно широк, офицер.
– Да, понимаю, – с готовностью ответил я и, снова слегка кашлянув, задал следующий вопрос. – А имя Клаудии Милкис? Вы когда-нибудь слышали о ней?
Ба-бах!
Ее зрачки опять едва заметно дернулись, хотя она по-прежнему не подала виду, что ужасно волнуется, однако теперь мне стало казаться, что ее улыбка отдает не радушием, а холодом. Кроме того, я заметил, что грудь леди Лаклисс стала вздыматься на вдохе чаще. Едва-едва. Другой бы не заметил, но я заметил. Она точно начинала волноваться. А может…
Может, мне это только казалось.
Моя собеседница, между тем, перекинула ногу на ногу и ровным, прохладным голосом, из которого исчезло дружелюбие, ответила:
– Нет, офицер. Я никогда не слышала и этого имени тоже.
– Кларисса Пенктрейн? Тоже не слышали?
Она снова поменяла ноги, вздохнула и произнесла:
– Мистер Фейри, в вашем списке много имен? Вы можете смело зачитать все фамилии, может, кого-нибудь я и вспомню. Хотя, вряд ли! Знаете, у меня ужасная память на имена. Этим не стоит хвастаться, наоборот, я чувствую себя крайне неловко, поэтому примите мои извинения. Я ничем не смогу помочь вам, – она хладнокровно улыбнулась самым краешком своих прекрасных губ и, окинула меня слегка надменным взглядом. – Вы подозреваете меня в чем-то противозаконном, офицер?
– О, нет, что вы! – горячо возразил я. – Конечно же, нет, мэм… Я… Простите, я… Я ведь упоминал о том, что мой визит носит частный характер, а не является официальным расследованием… Я всего лишь хочу, чтобы закон…
– Закон? – улыбнулась она, по-видимому, снова восстановив самообладание. – Я, как член Парламента, пишу законы, по которым вы вершите правосудие. Скажите, мистер Фейри, что вы сделаете, если завтра отменят уголовную ответственность за убийство? Интересно послушать мнение человека, который знает о преступности не понаслышке.
