О войне и великой Победе - страница 4



Но дух в тебе был боевой.

А вот и Петрищево. Знала

Село ты, по карте своей,

Дома, где враги проживали,

Сарай, где держали коней.

Фашисты на них выезжали

Карать партизан и крестьян.

Деревни и сёла сжигали,

Под злую, нерусскую брань.

И их пусть огонь потревожит,

Как ос, ядовитых и змей.

И Зоя, забыв осторожность,

Уже не ползёт по земле.

Она подбегает к сараю

И вот уже спички в руках.

Но здесь её враг поджидает,

Не немец он, русский, но враг.

Он староста, служит фашистам,

Предатель отчизны своей.

Зачем, как же смог он решиться

Врагом стать для русских людей?

В веках, это зло, не простится

Не смыть эту подлость судьбой.

Он крикнул и тут же фашисты

На Зою рванулись толпой.


4

– «Ах, Зоя, зачем ты отдала

Подруге своей автомат

С оружием ты бы, стреляла

В бегущих, немецких солдат?

Немало убила б, фашистов,

Кося непрерывным огнём.

И может, сумела бы скрыться

В лесу подмосковном, своём».

– «Не смела, я, не поделиться -

Был сломлен её пистолет.

В разведку идти не годиться

Когда оружия нет».

– «Но как же сама ты?»

– « Сложнее

Задание было её.

А значит, и было нужнее

Оружие для неё».

Права ли, ты, Зоя, не знаю.

Твоя доброта, и любовь

Подругу в сраженье спасают,

А ты, в окруженье врагов.

И нечем тебе защищаться.

Нет рядом друзей боевых.

Самой бы гранатой взорваться!

Самой бы, стать смертью для них!

Но, поздно. Накинулись стаей

И стали её избивать.

Одежду порвали. Кричали:

«Откуда ты? Где твой отряд?»

Но Зоя молчала упрямо.

Однажды лишь, вдруг, на вопрос:

«Как звать тебя?», молвила: «Таня».

В глазах её не было слёз.

Лишь ненависть их наполняла.

И даже жестокая боль

Как будто её заставляла,

В беде, оставаться собой.

Раздетую, Зою, по снегу,

Враги повели на допрос

Шли медленно, чтобы всем телом

Она ощущала мороз.

Чтоб юные, девичьи силы

Пролились напрасно и зря.

Уж слишком холодными были

Последние дни ноября.

Ступала босыми ногами

На землю родную она

И кровью её обагряла,

Теряя остатки тепла.

Рассечены губы и брови.

Кровь в горле застыла комком.

Стереть бы с лица капли крови,

Но связаны руки ремнём.

Нет сил, лишний раз шевельнутся.

Охота на землю упасть.

Но слабым, предательским чувствам

Она проявиться не даст.

Ей мыслью живой, помогает

К отчизне святая любовь.

Дух мужества, не исчезая

Осилит жестокую боль.

К гестаповцу Зою приводят

И вновь истязают при нём.

Но, взгляд её, смелый и гордый,

Пронзает фашистов огнём.

Бессильно палач вопрошает:

«Кто ты? Где отряд твой?» Молчит

И кровью опять истекает.

И бьют её вновь палачи.

Горящей свечой опаляют

Ей губы и брови ей жгут.

И колют ножами, пронзая

И тело, и нежную грудь.

Враг, пытки свои продолжая,

Кричит, ткнув, вновь в Зою наган:

«Где Сталин?» И тут отвечает

Вдруг Зоя, жестоким врагам:

«Всегда на посту он, наш Сталин!»

И всё, замолчала потом.

Не стала святыми словами

Она, пререкаться с врагом.

И, ахнула дома хозяйка,

Когда её к ней привели:

Всё тело в обугленных знаках,

И руки, и ноги в крови.

И губы, как уголь чернели.

От ссадин опухло лицо

И ноги её посинели.

Окрасилось кровью крыльцо.

В избе на скамью посадили.

И пить не давали. Поздней

Хозяйка её напоила -

Позволили, видимо, ей.

Вновь Зою враги уводили

На сильный мороз, босиком.

По улице долго водили.

Замёрзнув, вернулись с ней в дом.

Согрев свои мерзкие души,

Ругаясь по-своему вслух,

Желали морозом разрушить

Её несгораемый дух.

Водили, почти до рассвета

По улицам, Зою, она

Была до рубашки раздета

И в лёд превращалась сама.

Ходить не могла – дотащили

И бросили в дом, как предмет.

Оттаяла за ночь, ожили