Время, проведенное в Лондоне, я помню как в тумане. Возможно, потому, что все было так ново и необычно, что память просто не успевала фиксировать все впечатления, а может быть, потому, что большую часть времени я находился в состоянии крайней усталости. Думаю, все мы уставали очень сильно. Немногие из нас привыкли к подъему в шесть утра и постоянной физической активности. Если мы не ходили строем по плацу, то маршировали в столовую, на занятия, на самоподготовку. Я несколько лет не вылезал из машины, и шагистика стала болезненным открытием для моих ног.
Но случались моменты, когда мне становилось интересно: а зачем все это нужно. Я думал, что после короткого курса молодого бойца сяду в самолет и буду учиться летать, но выходило, что это событие откладывается на столь далекое будущее, что о нем даже не упоминали. В УНЛП мы долгие месяцы изучали навигацию, основы летной теории, азбуку Морзе и многое другое.
Когда я сдал экзамен по математике, то возблагодарил фортуну за улыбку. Я всегда считал на пальцах – кстати, и сегодня тоже, – поэтому я так сильно нервничал, что до того, как меня призвали, брал в Дарроуби уроки у курсанта летного училища. Я с ужасом вспоминал школьные дни, когда мне приходилось решать кошмарные задачи про поезда, идущие с разными скоростями, или про воду, которая из одной трубы наливается, а из другой – выливается. Но мне удалось сдать, и теперь я был готов ко всему.
В Лондоне я был неожиданно шокирован некоторыми обстоятельствами. Я и не предполагал, что мне придется целыми днями сидеть, сортируя дерьмо, в грязнейшем свинарнике. Кому-то в голову пришла светлая мысль превратить пищевые отходы Королевских ВВС в свинину и бекон, а трудовых ресурсов было предостаточно. Меня не покидало чувство нереальности происходящего, когда я вместе с другими рвущимися в небо пилотами час за часом разбирал отходы и сливал помои.
К счастью, мое разочарование исчезло в тот день, когда мне пришло новое назначение. Сначала я не поверил ему, настолько оно было хорошим, – я направлялся в Скарборо. Я бывал там и знал, что это милый курорт на берегу моря, но не это обрадовало меня. А тот факт, что город находился в Йоркшире.
Мы строем шли от вокзала по улицам города, и я не мог поверить тому, что снова оказался в своем родном графстве. Но если в душе моей и сохранились еще какие-либо сомнения, то и они немедленно рассеялись, как только я вдохнул хрустящий звонкий воздух. Даже зимой мягкий лондонский воздух совсем не такой. Я прикрыл глаза, наслаждаясь новыми ощущениями в легких.
Напоминаю, было холодно. Йоркшир – холодное место, и я даже сейчас помню, как ошеломило меня наступление первой зимы, которую я провел в Дарроуби.
Выпал первый снег, и я еле полз вверх по склону вслед за лязгающими снегоочистительными машинами между белыми валами по сторонам дороги, пока не добрался до ворот старого мистера Стоукилла. Уже взявшись за ручку дверцы, я посмотрел сквозь ветровое стекло на совсем новый мир: склон подо мною застилало белое одеяло, оно лежало на крышах жилого дома и служб маленькой фермы. Белая пелена простиралась дальше, скрывая все знакомые приметы пейзажа: каменные стенки между лугами, речку внизу. Все вокруг казалось новым, манящим, загадочным.
Однако упоение сказочной красотой рассеялось, едва я вылез из машины и на меня обрушился свирепый ветер. Он задувал с востока и нес с собой ледяное дыхание Арктики, которое казалось еще холоднее из-за колючей пыли, сорванной с белого снегового покрова. На мне были шуба и шерстяные перчатки, и все-таки ветер пронизал меня до мозга костей. Я ахнул, привалился к машине, застегнул воротник и побрел туда, где скрипела и стучала калитка. Я кое-как открыл ее и пошел дальше, хрустя снегом.
