Но ночью, когда дверь в мою комнату закрылась, и квартиру поглотила темнота, меня наконец-то прорвало. Нет, я больше не плакала. Но тело колбасило так, что казалось, к утру от меня ничего не останется.
А во снах я с разбегу и со скалы прыгала в лживое, прошитое болью, прошлое. Где была я и он. Где я думала, что есть мы. Где меня заставили поверить, что я нужна. Что важна. Что любима.
Наш маяк. Крики чаек. Полароидные снимки. Гирлянда на стенах. И самые сладкие поцелуи на свете.
Проснулась оттого, что задыхаюсь. Потому что всё было так реально, будто бы я изобрела машину времени и снова перенеслась туда, где была обманчива счастлива. И это было безумно страшное испытание для искалеченной души и ещё слабой нервной системы.
Мне, будто бы завязавшему наркоману, насильно вкололи внутривенно дозу любимого наркотика. И вроде бы умом я понимаю, что он меня убьёт, но в кумаре сна хочется ещё и ещё. Снова на дно. Снова с ним. Снова...
Срываюсь с постели и несусь в душ. Встаю под ледяные капли и жду, когда же отпустит это жуткое наваждение. Ни звука не произношу, просто прокручиваю на репите то, как Басов меня предавал.
Забавы ради...
В этом весь Ярослав. Надо лишь помнить о прошлом и никогда его не забывать.
Но новый день готовит новое испытание для моей психики. На этот раз Басов прикатывает к институту уже вооружённый огромным букетом из белоснежных пионов. Что-то сладко мне вещает на своей пикап-волне. А я смотрю на него и от ярости вижу не красивого парня, а уродливое чудовище.
Потому что ничего не изменилось — он как считал меня конченой дурой, так и считает.
— Ты просто ничтожество, Басов.
В этих словах заключены все оттенки моей боли. Я их пережила. Отплакала. Отскулила. Больше играть в себя я не позволю!
Ухожу с высоко поднятой головой, но внутри настолько всё разболтано, что я не выдерживаю и забиваюсь в ближайший закуток и набираю Марту.
— Ты где?
— Ушла в наше кафе, Ник. Я же говорила, что у меня будет окно, хочу выпить кофе и подготовиться к практике у Мартыновой. А что такое?
— Басов опять нарисовался. И не один, а с трупами цветов.
— Вот же неугомонный. И что хотел?
— Ну а как ты думаешь, Марта?
— Вернись, я всё прощу? — рассмеялась Максимовская.
— Ага. Но ты знаешь, я даже слегка удивилась, что он с ходу не пригласил меня на свидание, — фыркнула я и закатила глаза, — держу пари, он до сих пор думает, что я вся та же Кочка и Вешалка.
— Басов способен думать? Я тебя умоляю? У него самомнение и эгоизм перекрывает это жизненно важное качество.
Я смеюсь. С Мартой мне всегда становится легче.
— Да и что ты волнуешься? Он же тебе не собачий корм подарил, а всего лишь цветы. Так что свидание ему точно не светит. Расслабься, подруга.
— Ты не забыла? — удивилась я, припоминая, как ещё на первом курсе сказала Максимовской, что соглашусь дать шанс тому, кто вместо привычных веников подарит мне упаковку собачьего корма для приюта.
— Да, да...
— Ладно, ты меня успокоила, а теперь я побежала учиться. До встречи вечером!
И отключилась.
Но до самого конца учебного дня я ходила по институту и боялась собственной тени, несмотря на то, что Аммо продефилировал мимо трижды, но ни разу даже взглядом меня не удостоил. Я ждала очередной гадости от этих двух пиявок, но ошиблась.
Гадость меня поджидала лишь на следующий день. Зато какая! Забористая. Махровая. Отвратительная!
Стоило мне только выйти из вуза, в компании Марты и ещё нескольких девчонок, как я практически сразу же напоролась взглядом на собственную фамилию. И не где-нибудь, а на рекламных билбордах. И не в единственном экземпляре, а сразу на трёх носителях.
