Обезболик - страница 22



— Стоять! — гаркнул Тайфун, и я застыла. — Кощей, твои миньоны меня до седины раньше времени доведут. Ты слышал? Она взрывчатку достала и… в урну выбросила… Блядь! Достала и выбросила, Леша!

Кошелев смотрел минуту на Тая, а до меня с трудом доходило понимание, а вместе с этим кровь отливала от лица.

— Мое заведение — лучшее, Тайфун, — не выдержал Алексей Викторович и заржал. До слез.

— Че ты скалишься? — не без улыбки спросил его Лавров. — Звони Суворову. Горе-взрывателя уже взяли наверняка, а доказательство теперь у тебя в мусорке лежит. Они там однозначно в истерике вокруг моего мерина рыщут.

Не знаю, как работает сознание, но я вдруг отчетливо поняла, что надо убрать этот пакет. Вдруг кто-то бросит непотушенную сигарету, и рядом будут дети… Рванула по лестнице, вот только у двери меня остановили сильные руки, обхватив за талию, и я зависла мешком картошки.

— Надо вытащить, — уговаривала Лаврова, потому что это был он. Его парфюм я ни с чьим не спутала бы.

— Есенина, там уже работают специалисты, — отпустил меня. Посмотрел серьезно. Нахмурился. — Больше никогда так не делай. Поняла?

Кивнула. Что тут еще сказать? Сама поняла, что сглупила. Могла подойти и все сказать, дав мужчинам решить, как поступить правильно, но хотела сама стать… полезной. Что это за стремление такое? Наверное, когда становишься никому не нужным, то ищешь способ хоть как-то восполнить этот пробел через поступки. Ощущение, будто напрашиваешься в друзья.

— Если что-то увидишь, то говори мне. Договорились? — смягчился «Босс два-один».

Подтвердила кивком. В глаза ему не смотрела. Мне было неудобно, кажется.

— Спасибо, — тихо проговорил он. Подняла взгляд и увидела, что он улыбается. Мне стало приятно. Сдерживала ответную эмоцию, но губы предательски растянулись. — На всю жизнь запомню отчаянную официантку Соню.

За полгода я так сильно привыкла к присутствию «Босса два-один» в моей жизни, что начала думать о нем больше, чем следовало. Рядом с ним держалась увереннее, даже позволяла себе язвительные комментарии, если того требовали обстоятельства. Он все так же пытался задавать вопросы, но я давно научилась обходить свою жизнь, проживая в мечтах тысячи чужих. Это всегда помогало скрыться от действительности, где я та, кто есть, без возможности что-то изменить.

Лавров не воспринимал меня, как больную, хотя часто просил снять дурацкую шапку. Общался легко. Поддевал иногда, но без желания обидеть. Такое чувствую сразу. Инстинкт. Несколько раз он приносил мне презенты: шоколадку, новые перчатки и брелок для ключей с мягкой игрушкой «енота». Не пытался сунуть в руки — клал на край стола. Для меня подобное крайне важно и очень лично. Это как встретить понимание, которого была лишена. Вздохнуть, прикрыв глаза, не боясь, что получу удар в спину. Пусть пока робко, но я привыкала к доверию.

Изменения начались три месяца назад. В мою дневную смену Лавров впервые не появился. Пять раз я меняла кофе в надежде, что он задерживается и вот-вот приедет.

— Есенина, отнеси шефу обед, — крикнула из кухни повариха.

Пулей полетела выполнять поручение, чтобы не пропустить приход своего «два-один». Зашла, кивнула Кошелеву, расставила тарелки с аппетитной едой и сразу рванула к выходу из его кабинета.

— Куда сорвалась? — припечатал меня вопросом, потирая веки. Не выспался, наверное, или много играл на компьютере. Явно такие, как он, не работают.