После недолгих экскурсий по ближайшим зарослям он нашёл и сорвал большой лист растения, похожего на стелющиеся по земле опахала на коротких стеблях-ручках. Этот серо-зелёный лист напоминал на ощупь нечто среднее между бумагой и тканью, и от него исходил лёгкий аромат свежести. Привязанный куском лианы, содранным с большим трудом с соседнего дерева, этот лист стал похож на некое подобие штанов с широким поясом. Иван хмурился, но мысленно так и окрестил это растение «штанами».
С каждой минутой небо всё больше темнело. Скользя по влажной коре, он забрался на ветви росшего неподалёку очень широкого в основании и высокого дерева. Здесь можно было переночевать, не опасаясь ночных хищников, бродящих внизу, надеясь, что никто из них не умеет залезать на деревья.
Пока Иван набросал туда кучу листьев и мха, устраиваясь ко сну, стало совсем темно. Он устроился как мог, чтобы не упасть во сне, а потом лежал с открытыми глазами и слушал, как стихают звуки и лес погружается в чуткую тишину.
Непроходящая тяжесть на сердце вызывала острое чувство неопределённости и одиночества, которое усиливалось полной темнотой, ведь сквозь плотный шатёр листьев, густо усеивающих ветви, не было видно ни клочка неба, ни одной звезды.
Чужие, неизвестные ему глаза и лица всплывали из тёмных бездн подсознательного. Нечёткие, как сквозь пелену тумана, проступали строения и пейзажи. Хуже всего было с именами собственными. Из прошлого их не приходило ни одного. Город, село, дом, улица… Ничего. Комок колючей пустоты угрожающе рос и рос, заполняя грудь и горло. Тяжело дыша, Иван всё твердил и твердил себе, что утром всё будет по-другому, что он найдёт пищу, разыщет людей и сумеет вспомнить хоть что-нибудь. Мозг, лихорадочно пытающийся найти выход и до предела перегруженный эмоциями, не сразу отреагировал на появление полупрозрачной тени, призрака, внезапно протаявшего неподалёку сквозь непроглядную тьму. Иван не предпринял ничего, просто смотрел на эту светящуюся сквозь листву малиновым и красным плиту с короткими ногами и выемкой вместо головы, которая то «уходила», то «возвращалась», то неуверенно топталась невдалеке. Иван не заметил, как остановился поток мыслей и он провалился в сон.
Боль и панический ужас заполнили его тело с восходом солнца. Как будто сотни голодных змей впились в него, впуская в вены жгучий яд! Оказавшись на земле, Иван побежал, не разбирая дороги, да так, как не бегал ещё никогда. Он ломился сквозь густые заросли, не замечая, что оставляет на острых сучьях и мелких колючках куски своей кожи. Он не помнил, как снова потерял сознание.
Потом он снова очнулся, и опять был вечер. Иван лежал, наполовину в воде, на песчаном берегу мелкой речушки, извивающейся между кустами и густыми зарослями высокой травы. Он осторожно выполз из воды на берег и удивился тому, что не ощущает нигде никакой боли. Кожа была гладкой, без шрамов, только кое-где немного запеклась кровь. Отмыв её в ручье, он не нашёл на себе даже царапин.
Иван вздрогнул и отвернулся, когда увидел в ручье своё отражение – это лицо было ему незнакомо. Тоже мне, киногерой – блондин с голубыми глазами и волевым подбородком. Это напоминало низкопробный фильм, где по внешнему виду легко можно отличить положительного персонажа от злодея.
Налетевший ветерок показался слишком свежим, и только сейчас Иван сообразил, что от его импровизированной одежды не осталось ничего, кроме пояса из лиан. И он побрёл на поиски нового обмундирования.
