Киря всегда понимал, что работа отца является чем-то, что стоило бы назвать «потусторонним». Он читал книги, читал статьи в интернете, он исходил массу сайтов, начиная серфинг с википедии и заканчивая даркнетом. Потому Киря знал, как называется магия, когда ты не можешь разглядеть кого-то – «отвести глаза». Но сталкивался он с этим впервые. Как и со всей той, второй жизнью отца. Он пытался смотреть на кого-то прямо, но черты лица напротив расплывались, на секунду он забывал, что хотел сделать, а потом уже пытался сосредоточиться на ком-то ином.
Зато он мог рассмотреть помещение. Влево и вправо тянулись длинные коридоры, заставленные игровыми автоматами. Света было мало, светильники были скрыты, только впереди стоял столп света. Они шли вперёд, немного сжавшись, хотя их никто не толкал. Левой рукой Киря вцепился в рамку рюкзачка, который не решился оставить в машине, брошенной на пустынной стоянке. За правую руку его взяла мать. Сперва он хотел отдёрнуть ладонь, потом понял, что ей не столько надо успокоить его, сколько получить поддержку самой.
Они шли в сторону света, который имел белый, холодильный оттенок. Они оказались в просторном помещении, какое часто бывает в гипермаркетах – нечто вроде площади в большом городе. Посредине стояла небольшая сцена, похожая на любую из тех, что создаются для выступления аниматоров. С момента эпидемии такие сцены отовсюду убрали и даже этим летом, когда ограничения стали снимать, подобных массовых развлечений ещё нигде не проводилось. Рядом со сценой стоял прожектор, который вспыхивал белым светом слепого бельма, а потом гас. Хотя периоды света и тьмы длились секунды по три, всё равно создавалось ощущение постоянного, вызывающего тошноту мелькания. Крыша была стеклянная и тот столб света, который был заметен из коридора, лился с потолка, но при этом каким-то образом не освещал сцену в моменты, когда прожектор гас.
Отец направился вперёд, бросив на ходу:
– Оставайтесь здесь.
Постепенно помещение заполнялось народом. Кирю оттёрли от матери, он попытался снова найти её ладонь, но вместо этого ощутил, как ему в ладонь пихнули что-то квадратное и твёрдое. Он сдёрнул рюкзак с плеча, пока ещё толпа давала ему эту возможность, и даже не рассмотрев приобретение, сунул его в рюкзак.
Это может быть улика, тебе её специально подбросили.
Заткнись. Никто не пихает улики в руки, если бы надо было меня подставить, сунули бы в рюкзак, пока я не вижу.
Где мать, он рассмотреть не мог, но отец уже взобрался на сцену, тяжело при этом опершись рукой. Вспышка и черты отца, который стоит к залу боком, становятся чёткими и слишком белыми, как на засвеченной фотографией, полумрак – и всё скрывается в тенях, к которым зрение не успевает привыкнуть, так как через пару секунд сцену заливает свет. В одну из этих вспышек Киря увидел, что рядом с отцом стоит ещё кто-то в белом. Вернее, сперва он считал, что из-за постоянных вспышек ему показалось, но и в темноте он увидел, как рядом с отцом стоит высокая белоснежная фигура.
Зрителям тоже потребовалось время, чтобы сообразить, потом раздалось приветственное улюлюканье. Прожектор стал вспыхивать быстрее, кто-то ещё образовывался на сцене, существа бледные, которых было очень сложно разглядеть. Прожектор ярко вспыхнул, а потом не погас, но стал медленно-медленно снижать яркость, даже свет из белого стал более привычным для электрических лампочек желтоватым.
