Когда братья дошли до середины дорожки, Глеб думал остановиться и, смотря на пустой берег, спросил:
– Может, здесь?
Но Яков, который отпустил руку несколько плиток назад и увлечённый игрой, продолжал идти – продумывал каждый шаг, то вставал на носочек, то на пяточку, то ставил стопу боком. Глеб, улыбаясь, пошёл за ним и сказал:
– Или нет.
3
Братья приблизились к тупику дорожки. Звуки пляжа и парка затихли, так же, как и голоса редких людей на скамейках. Глеб, нахмурившись, смотрел перед собой и вспомнил, что сюда заворачивала девушка с прыгучим светлым хвостом; но он не помнил, чтобы она им встретилась и, словно чтобы убедиться, посмотрел назад и едва ли увидел начало дорожки.
Братья встали в тупике. Яков повернул и спускался к Катерине. Глеб посмотрел на лес стройных сосен и берёз, которые разбавляли высокие рябины и лиственные кусты, а между ними буйствовала зелень; посмотрел на узкую заросшую тропку, и высокую траву, которая была примята в некоторых местах – и он решил, что та девушка бегает, хотя и не знал, что кто-то ещё предпочитает забытую тропу здоровья.
Приблизившись к озеру, Глеб положил рюкзак у старого бревна в тени хвойных веток. Отпив воды из бутылки, он посмотрел время на смартфоне и убрал его обратно в рюкзак; сел и принялся разворачивать воздушного змея. А Яков кидал в воду камушки.
Когда Глеб закончил со змеем, он поднял взгляд на брата и увидел, что тот стоит лицом к озеру и больше не играет, а на Глеба смотрит рюкзачок-лягушка, замочки которого поблёскивают на солнце.
– Яша? – позвал Глеб. Он почувствовал, что что-то не так.
Смотря вниз и потирая камушек, Яков приблизился к брату и встал напротив. Глеб встревожился:
– Яшь, что-то не так? – спросил он. – Тебе не нравится место?
– А я… А потом я забуду маму?
Словно пуля пронзила сердце Глеба – лицо разгладилось и боль сжала грудную клетку. Но, желая не выпускать себя из рук, он сделал тихий вдох и выдохнул.
– С чего ты это взял? – спросил он.
– Я…, – сказал Яков. Чёрные бровки хмурились, взгляд уткнулся в ноги, а пальчики вертели камушек. – Иногда мне кажется, что я забываю её лицо. А потом смотрю на фото, и вспоминаю.
– Вот видишь, – улыбнулся Глеб. – Значит не забудешь. Ведь у нас много фотографий. Ну, не так уж много, но достаточно.
– Но это не тоже самое! – выкрикнул Яков и поднял влажные глаза, а пальчики сжали камушек. Глеб удивился, растерялся, и замер. – Это… не…, – пытался он найти нужные слова в головушке. – Фото – это другое, это не помнить. Когда я закрываю глаза я помню тебя так хорошо! Но её… она уже не такая чёткая. А фото это… это не настоящая мама, это картинка мамы.
– Ох, Яша, – сказал Глеб. Он притянул брата к себе и приобнял. – Ты не забудешь маму.
По щекам Якова потекли слёзы. Он шмыгнул и, повышая голос, сказал:
– Ты этого не знаешь! Ты этого не можешь знать! И… и я слышал, что, когда дети взрослеют они забывают свои воспоминания.
«Ах, вот откуда семя проросло.», – подумал Глеб.
– А ведь уже год прошёл, – шмыгнув, добавил Яков.
Глеб едва не поправил брата, что год и три недели; и сказал:
– Да, что-то забывается и это нормально. Но ведь что-то остаётся. Например, у меня есть воспоминания, когда мне, как и тебе сейчас, было шесть, и когда мне было пять, да и даже есть парочка размытых воспоминаний, когда мне было четыре.
Яков поднял голову; плач, не развернувшись, свернулся – два тонких ручейка на щёчках подсыхали, а влажные карие глаза засияли.
