Лот вздрогнул. Сознание, что всего за несколько лет целая страна могла сменить почитание Святого на поклонение его врагу, потрясло все страны Добродетели.
– И все повиновались? – спросил он.
– Люди поступают, как велит их король, но им больно. От портовых грузчиков мы слышали, что весь Искалин охватила чума. – Харло вновь взялся за перо. – Кстати, о чуме, мои люди не станут провожать вас на берег. В Перунту доберетесь шлюпкой.
Кит проглотил слюну:
– А дальше?
– Вас встретит посланец, который и доставит в Карскаро. Двор, несомненно, свободен от болезни: знатные господа, когда приходит такая беда, могут позволить себе роскошь запереться в крепости. Однако, – добавил Харло, – постарайтесь никого не касаться. Чаще всего зараза передается с кожи на кожу.
– Откуда это известно? – спросил его Лот. – Драконьей чумы не видели сотни лет.
– Я интересуюсь всем, что помогает выжить, благородный Артелот. И тебе советую обзавестись такой же любознательностью. – Капитан встал. – Мастер Плам, готовь корабль. Позаботимся доставить благородных господ в целости, даже если на берегу их ждет смерть.
В Аскалонском дворце мало было башен выше Алебастровой. Винтовая лестница вела наверх, в палату Совета, круглую и полную воздуха, с раздвинутыми прозрачными шторами на окнах.
Эду ввели в нее, когда часы на башне прозвонили половину десятого. С утра она надела одно из своих лучших платьев со скромным плоеным воротником и единственным своим ожерельем.
Со стены на нее смотрел портрет Святого. Рыцарь Галиан Беретнет, прямой предок Сабран. Он вздымал зажатый в руке Аскалон – Истинный Меч, тезку столицы.
На взгляд Эды, он смотрелся болван болваном.
Совет Добродетелей сочетал в себе три части. Самыми могущественными были герцоги Духа: каждый из них вел род от рыцарей Святого Союза, собранного Галианом Беретнетом, и каждый был хранителем одной из Шести Добродетелей Рыцарства. За ними шли ярлы провинций, главы благородных домов, управлявших шестью областями Иниса, и рыцари-бакалавры, происходившие из простых семей.
Сегодня за столом Совета, занимавшим большую часть камеры, собрались всего четверо.
Дама Ашер ударила о пол своим жезлом.
– Госпожа Эда Дариан, – оповестила она, – из ординарной прислуги личных покоев ее величества.
Королева Иниса сидела во главе стола. Ее губы были накрашены в цвет крови.
– Госпожа Дариан, – кивнула она.
– Ваше величество. – Эда почтительно присела. – Ваши милости.
– Садитесь.
Занимая предложенное место, Эда поймала взгляд капитана рыцарей-телохранителей Тариана Куделя: он со своего поста у дверей ободрил ее улыбкой. Кудель, как почти вся королевская стража, был высок, крепок телом и при дворе не имел недостатка в воздыхательницах. С самого приезда Маргрет капитан был влюблен в нее, и Маргрет, насколько знала Эда, отвечала на его чувство, но между ними стояла разница в положении.
– Госпожа Дариан, – заговорил, подняв брови, Сейтон Комб. Герцог Вежливости сидел по левую руку от королевы. Он был не только ее главным секретарем, но и главой разведывательной службы. – Ты нездорова?
– Простите, мой господин?
– Тени под глазами.
– Я вполне здорова, ваша милость. Лишь немного утомлена волнениями от визита ментцев.
Комб мерил ее взглядом над ободком своей чаши. Главный секретарь, приближавшийся к шестому десятку, бледный как смерть, с безгубым ртом над аккуратной бородкой, являл собой грозную фигуру. Поговаривали, что, если заговор против королевы Сабран проклюнется утром, к полудню он насадит его на вертел. Какая жалость, что хозяин наемных убийц до сих пор избегал его когтей.
