– Это семейка меня достала! – с усталым гневом выпалила Катенька. – Бедная девочка. Они же постоянно орут на ребёнка, орут по сто раз за день, по любому поводу и без повода!.. Ребёнок вырастет психопатом. Если вообще вырастет, если они его однажды не прибьют.
Катенька говорила правду про ребёнка – про маленькую девочку, над которой безрассудно измывались родители, доводили своими скрупулёзно проговариваемыми выволочками до истерического плача; и происходило это почти каждый день, иногда и по нескольку раз за день, что приводило в бессильное негодование всех соседей.
«Почему ты обещаешь, что больше так не будешь, а сама кулачком делаешь мне кукиш?.. – кажется, уж совсем невообразимую чепуху понесла сварливая мамаша. – Ты думаешь, что ты очень маленькая и хитрая, да это не так, и я тебя знаю, как облупленную.» – «Ну, мама, ну прости меня!..» – «Я не буду тебя прощать, это было бы против моей совести, потому что таких дрянных девочек никогда и никто не прощает, их сажают в тюрьмы, чтоб они там умерли навсегда!..» – «Ну, мамочка, прости!.. – лихорадочно причитала девочка, всякий раз искренне верящая во весь тот пугающий бред, что несла её родительница. – Ну, прости, прости, прости!..» – «Вот ты специально плачешь так громко, противная девчонка, специально орёшь на весь дом, чтоб тебя соседи пожалели, и потом мне выговаривали за тебя!.. соседям-то не хочется знать всю правду про тебя, соседям нет нужды знать, как мать заботится о тебе, а отец работает, не покладая рук, а тебе нравится расти тварью неблагодарной, и ты все соки готова выпить из своих родителей, как пиявка!.. прекрати орать, кому говорю!! прекрати орать, бестолочь ты чёртова!!» – «Ну вот что это за ребёнок? – подстраивался муторный папаша со своим гнилым занудством – Что это за ребёнок, от которого нам одни невзгоды?.. за что нам наказание такое?..»
Супруги жили замкнуто, нелюдимо, их редко видели вместе прогуливающимися во дворе, а уж про девочку вряд ли кто из соседей мог сказать что-нибудь внятное, кроме того, что звали её Улинькой. Даже возраст девочки трудно было установить, поскольку ребёнок имел тот диковатый недоразвитый вид, что растёт сам по себе, смотрит на жизнь как бы украдкой, и у каждого встречного ищет снисхождения. Девочке могло быть и пять лет от роду, а то и все восемь, в школу девочка ещё не ходила. Мать принципиально нигде не работала, понимая несколько выгибонисто статус домохозяйки, и была презираема соседями настолько, что никто с ней даже не здоровался. Отец девочки буднями пропадал на работе, в выходные был не прочь поторчать часок-другой у местного магазина с лёгкой порцией спиртного напитка, однако больших приятелей во дворе так и не завёл: наблюдалась в его лице отталкивающая подловатая меланхолия, та самая, что способна нанести удар исподтишка. Невозможно было понять, избивается ли ребёнок во время затяжных процессов воспитательной ругани, или просто отделывается лёгкими пощёчинами и шлепками по заду, но одних визгливых материнских поношений и въедливой отцовской грызни было достаточно для отчаянной детской истерики.
– Это должно когда-то прекратиться!.. Евпсихий, надо написать на них жалобу, надо просто сходить в полицию и рассказать всё, как есть.
– Да разве есть время у полиции заниматься нашими жалобами?.. Послушают, покивают сочувственно, да и отправят восвояси.
