«Я никогда ничего не рассказывал матери. Здесь мне есть за что вас благодарить – вы отставали за пару домов от моего. Она вас не видела. Я восстанавливал дыхание, прячась за соседской изгородью, и возвращался человеческим сыном, а не затравленной живой игрушкой. Но (так бывает) в один вечер вся тщательная маскировка лопнула. Я испачкал штаны.
Соня, ты помнишь, как маршрут изменился, и мы оказались на территории заброшенного завода? Я боялся этого места, когда проходил мимо него каждый день и ещё больше боялся, что когда-нибудь окажусь там вместе с вами. Тогда каждый подросток знал истории о ямах, закрытых ржавыми решетками. До сих пор не понимаю, какой цели они служили рабочим, но ты же помнишь, как они служили богатой детской фантазии? Кто говорил, что эти ямы завалены костями и останками, кто-то был уверен, что это замаскированные ходы в секретные цехи завода, где проводились эксперименты с оружием. Легендой вашей шайки был ползучий старик».
– Дьявол! – с глухим стуком бокал остывшего чая заваливается на бок. Махровый халат тут же намокает на бедре. Тёплая жидкость не обжигает, но Соня вскакивает с места так резко, как две недели назад отпрыгнула от взбесившегося отпаривателя. Она решает бежать. Откуда? Хотя бы из тёмной, бесцветной комнаты. Щёлкнув включателем, она наполняет её определенностью. Через зашторенные окна больше ничего не проникает с улицы, ничего из того, что она сзывала все утро.
Пасмурная тишина стала гнетущей. Остановившись посреди комнаты, Соня смотрит на лежащее на подлокотнике письмо и понимает, что должна выслушать его до конца. Ей совсем не хочется вспоминать то время, те «весёлые» погони, которые она уже успела омыть в своей памяти слезами стыда и раскаяния. Но если она оставит письмо недочитанным, выбросит его в мусорное ведро, её воображение само допишет концовку. Возможно, страшнее, чем та, что расположилась на исписанном листе у самой макушки плачущего человечка.
Но перед этим надо переодеться и умыться. Свет, льющийся по гостиной, захватывает часть коридора, но не достаёт до поворота к двери ванной. Это останавливает – дом укрыт поразительной для начала дня темнотой и кажется искривлённым отражением в старом, почерневшим по краям зеркале. Такое же зеркало сейчас стоит перед ней: «Смотри, смотри, СМОТРИ, что ты делала!»
Грохот собственных шагов будто тянет за собой полоску определённости из светлой гостиной. Соня зажигает свет в ванной, снимает халат и включает воду. Чем быстрее она дочитает письмо, тем меньше мыслей соберётся в голове. «Что ему нужно?», «Писал ли он остальным?», «Стоит ли звонить в полицию?» Он говорит, что так и остался по ту сторону стены, нет, этот урод перелез её.
Холодная вода останавливает поток в голове. Соня несколько раз окунает лицо в пригоршню и растирает кожу грубым ворсом полотенца. Тело тут же отвечает на яркие ощущения, и напряжение немного спадает. Забавно, она хотела провести этот день в спасительной тишине и сумерках, а теперь готова включить свет даже в кладовке.
«Ву-у-у-у-у-у-у….» – в ванной ветер звучит как отголоск приближающегося урагана. Не выключая за собой свет, девушка выходит в коридор. Из кухонного окна видны раскачивающиеся чёрные ветки. Она окружена непогодой, которая заточила её в доме вместе с тревогой, пропитавшей чёртово письмо. Соня поворачивает голову в сторону гостиной – виднеется оконный проём, подлокотник кресла (конверт с посланием лежит на другом) и круглый столик со светильником.
