Хотя, чего там – жареную картошку я люблю, правда, сейчас у меня период «сушки» и приходится фильтровать каждую калорию. А все для того, чтобы к пляжному сезону у меня было тело, от которого у женщин будет зашкаливать уровень эстрогенов.
— Как… поженитесь? – На арене снова мама, и хоть она не тыкает в меня пальцами, не пытается обозвать мою машину и не смотрит, словно на унылое говно, именно от нее у меня волосы встают дыбом. Потому что у мамы такое лицо… В общем, я бы не удивился, если бы она тотчас приволокла икону, поставила нас с «Верочкой» на колени и совершила обряд венчания. – Верочка, тебе сделали предложение, а ты ничего не сказала маме?!
— Берегла для сегодняшнего случая, - ловко выкручивает Моль.
Если она и с Клеманом такая верткая, то понятно, почему он не хочет взять никого покрасивее. Я уже ее боюсь. Серьезно. Потому что… Бля, да потому что понятия не имею, кто эта девушка и почему она трется вокруг меня, как шаман вокруг ритуального столба!
К счастью, серпентарий разбавляет появление мужчин: их тоже много, и первая мысль – как они все тут поместились? Человек двадцать – минимум. Когда мои родители устраивают праздники, мы всегда заказываем большой ресторан, но и там обычно теснотища, а здесь…
Моль, наконец, оставляет в покое мою руку - и мне требуется все мое терпение, чтобы не воспользоваться свободой и не сбежать, пока святая мамаша не потащила нас в ЗАГС. Пока Молька тискает отца и вручает ему подарок, меня снова обстреливают, но на этот раз уже собратья-членоносцы. Один тощий, словно жертва ботулизма, второй наоборот – румяный и пышный. Так и хочется предложить бабуле потыкать пальцем в него, проверить на упитанность. Прямо сцена из Гоголя, «Толстый и Тонкий». Правда, есть у них и кое-что общее: одинаково кислые рожи. Женихи что ли?
Закончив расцеловывать папу, Моль снова представляет меня и, к своему ужасу, я понимаю, что вынужден пожимать руки этим тюфякам. У толстого, предсказуемо, мягкие влажные ладони. Я словно берусь за хвост Джаббы Хатта. У второго длинные костлявые пальцы, и примерно то же самое я чувствовал, когда трахал одну аспирантку медунивера, и мы делали это в лаборатории, где на нас упал древний макет скелета человека.
Поэтому, когда гости потихоньку переползают из гостиной в комнату, а мы с «Верочкой» остаемся одни, я зло шиплю:
— Ты должна мне за то, что этот день отразится на моем душевном равновесии неизлечимой психологической травмой: я жал руку улитке и палочнику. – Могу я уже валить? Понимаю, что ты потеряла голову от такой удачи, но на застолье мы не договаривались.
Вот зря я это сказал, потому что в ответ Моль врубает «Верочку» на максимум и беспощадно проходится по мне безразлично-брезгливым взглядом. Искра в ее взгляде намекает, что надо не спрашивать, а тупо уходить, потому что сейчас меня ждет еще одно глумление над начавшим выпочковываться мужским естеством, но я не успеваю. «Верочка» хватает меня за щеку, оттягивает и треплет, словно паренька.
Она меня, типа, только что кастрировала?!
— Прости, Марик, но чтобы я потеряла от тебя голову, тебе придется минимум десять лет тренировать самую сложную мышцу.
— Язык что ли? – не въезжаю я. – Так у меня с ним полный порядок.
— Умственную, - сокрушенно бормочет Моль.
А потом разворачивает меня за плечи и буквально выпихивает за дверь. Даже обидно, елки-зеленые, я же не какой-то свидетель сетевой распространитель, чтобы выгонять меня взашей! Я, между прочим, ей жизнь спас!
