Глория еще больше смутилась и несмело продолжила.
– Мне кажется э-э… мой супруг немного преувеличивает. Вам совсем не стоит обо мне так беспокоиться.
– Стоит, стоит, матушка. И не спорьте, – тоном, не терпящим возражения, ответила Людмила, скидывая туфли и уверенно снимая с Глории фартук. – Виталик сходит в магазин, а я приготовлю обед, ужин, или завтрак, в общем, все, что только нужно, и с детьми побуду, а вы отдохнете как следует, матушка.
– Да, ладно, какая я вам матушка? Лучше, просто Глория.
– И то правда. По возрасту это я вам скорее в матери гожусь. Но знаете, принято ведь так. Хотя, если вам удобнее, то можно и просто Глория. Тогда я просто Людмила.
Она тепло и заговорщически подмигнула. От нее так и веяло материнской теплотой и принятием. Чем-то, чего так всегда по жизни не хватало Глории.
– У меня Петр еще в школе, а Маша в детском саду. Только Павлик дома, но я его сейчас уложила.
– Вот и прекрасно. Я с ним побуду, а вы скажите Виталику, что нужно купить, и идите отдохните, пока сынишка спит.
Широкоплечий, голубоглазый, аккуратно подстриженный блондин Виталик, которого Глория раньше знала лишь, как алтарника Тита, все это время безмолвно стоял в коридоре с застывшей на лице натянутой улыбкой.
«Красивое имя… Да и парень тоже красивый. Я и не знала, что это сын Людмилы», – подумала она, а вслух сказала:
– В магазин мне лучше сходить самой, а то я так сразу не соображу, что купить. Мне по месту проще сориентироваться.
– Ну и отлично! Тогда Виталик сходит с вами и донесет тяжелые сумки.
– А если Павлик проснется?
– Не переживайте, мамочка. Я шесть лет проработала в детском саду и семнадцать лет в школе. Так что опыт работы с детьми у меня имеется. Я слышала, вам в поликлинику нужно? Как раз, пока я буду хлопотать по кухне, вы сможете сходить. А Виталий мне поможет…
Глория только вздохнула, не то с облегчением, не то с растерянностью, не находя аргументов для подтверждения своих беспокойств.
***
На столе светелки горела одна свеча. Кто-то зачем-то зашторил жалюзи, которые почти полностью останавливали доступ света в помещение, и теперь здесь царил полумрак. Лишь небольшая полоска света, пробивающаяся из-под жалюзи, падала на стол, где лежала открытая библия отца Осии.
Он подошел и посмотрел на открытую страницу, на то место, куда падал свет из окна. Высвеченный отрывок из книги Левит гласил:
Великий же священник из братьев своих, на голову которого возлит елей помазания, и который освящен, чтобы облачаться в священные одежды, не должен обнажать головы своей и раздирать одежд своих; и ни к какому умершему не должен он приступать: даже прикосновением к умершему отцу своему и матери своей он не должен осквернять себя. И от святилища он не должен отходить и бесчестить святилище Бога своего, ибо освящение елеем помазания Бога его на нем. Я Господь.
«Что это? – подумал Осия. – Я, вроде бы, не открывал это место Писания…»
Он какое-то время размышлял, а затем, повернув жалюзи, чтобы в светелку проник свет, сел на стул и решил внимательно прочитать всю двадцать первую главу, чтобы лучше понять, что в ней говорится.
Однако, стоило ему только взглянуть на текст, как его мысли снова возвратились к его отношениям с Глорией. В какой-то момент он заметил, что в который раз машинально перечитывает главу с самого начала, но никак не может понять ее смысл.
Глубоко вздохнув, Осия возвел глаза к потолку и мысленно произнес:
