– Я к вашим услугам! – повторил офицер.
– Да, да… мне… хотелось сказать… что… Как ваше самочувствие?
Этот, в общем-то, обычный вопрос о здоровье был здесь настолько неуместен и сопровождался такой нелепой улыбкой, что офицер невольно насторожился.
– Спасибо… Я себя чувствую хорошо. К вашим услугам!
– Мне хотелось сказать, что… дело в том, что… эта, как ее… Для… того… для этого… для детей…
– Ничего не понимаю! Для детей – что? – нахмурился дежурный офицер.
– Для детей… Как ее? Справку…
– А, понятно, понятно! – заулыбался офицер. – Вам нужна справка о том, что вы проживаете в этом квартале, чтобы можно было записать ваших детей в школу в своем же квартале… Я вас верно понял?
– Нет… это самое… плата за обучение… Нужна справка…
Офицер насупился, потом недоуменно поднял брови, окинул Мирзу Махмуда оценивающим взглядом и сразу же изменил тон:
– Так-так, ты пришел сюда за справкой о том, что ты бедный человек и не в состоянии оплатить обучение детей…
– Да, сударь, – стыдливо и робко ответил Мирза Махмуд, – я пришел к вам именно с этой просьбой, поскольку…
Дежурный бросил на стол свой карандаш и прервал его:
– Ей-богу, дорогой мой, у нас куча таких просителей, как ты, у этих людей денег куры не клюют, но, чтобы не вносить жалкие гроши на развитие просвещения в их же собственной стране, ради того, чтобы проехать за казенный счет, они прикидываются нищими, изображают из себя несчастненьких. Иди-ка, дорогой, подальше отсюда, и пусть Аллах воздаст тебе должное. Ты и одет-то получше меня! Нечего корчить из себя сироту, у нас ведь глаз наметанный, нас не проведешь! Если уж давать справку о бедности, то мы дадим ее тому, кто действительно нуждается, а не франту, у которого брюки отутюжены так, что складкой можно дыню разрезать!
Больше Мирза Махмуд ничего не сказал, он перестал что-либо понимать. Голова разламывалась, в висках стучало. Наркоманы, полицейский, стол и стулья, раненые в поножовщине – всё закружилось и завертелось вокруг него. Он видел перед собой свою старшую дочку, которая презрительно смотрит на него и он читает в ее глазах: «Если ты не в состоянии дать образование своему ребенку, какого черта ты вообще женился и обзавелся детьми!» Он видел своих сыновей, от которых ему уже нечего ожидать прежнего почтения. Комок подступил к горлу, он весь покрылся испариной, губы дергались, заныла поясница.
– Да, вы совершенно правы, господин начальник, – стараясь скрыть свою душевную боль и силясь улыбнуться, промямлил он. – Я прекрасно понимаю, что моя более или менее приличная внешность вызывает у вас недоверие к моим словам. Вам, наверное, кажется, что я собираюсь обойти закон и увильнуть от своих обязанностей… Но уверяю вас, я говорю чистую правду и вообще никогда в жизни не прибегал ко лжи. Постарайтесь поверить мне, право же, я не обманываю вас.
Эти слова подействовали на дежурного офицера. Он заколебался. Но в то же время ему никак не верилось, что человек с такой приличной внешностью не способен оплатить учебу своих детей. Чтобы разрешить свои сомнения, он спросил:
– А каково ваше жалованье?
Мирза Махмуд выложил перед ним все начистоту и убедил его в правоте своих слов.
– Ладно, мы все это проверим, – заключил офицер. – Зайдите к нам послезавтра, думаю, мы уже сможем сообщить вам о своем решении.
Прямо из полицейского участка Мирза Махмуд отправился на службу. Когда же в обеденный перерыв он шел домой, его окликнул бакалейщик Мешхеди Раджаб:
