Оборотни Сирхаалана. Дамхан - страница 16
По рунам, начертанным на детской люльке, Везнич понял, какой именно обряд был проведён в ночь зимнего солнцеворота: безумица пыталась вернуть себе свою собственную дочь, заплатив за это жизнью приемыша. Помочь ей в этом могли немногие: сама богиня Смерти – Баас, но к ней в здешних местах предпочитали не обращаться, опасаясь, что если однажды привлечь её внимание, то смерть будет следовать за просящим по пятам. Помимо этого можно было обратиться к Хозяину Преисподней. Люди несведущие в колдовских делах ошибочно считали это более безопасным, ведь тот был заперт в своих владениях и не мог просто так появиться в мире живых. Однако и богиня Смерти, и повелитель тьмы требовали за свою помощь плату и, как правило, непомерно высокую. Обращение к Баас было делом нехитрым, но богиня редко кого считала достойным её внимания. А вот достучаться до Хозяина преисподней было куда сложней и требовало определённых знаний. И получить подобные знания без посторонней помощи простая деревенская баба не могла. Именно поэтому волхв и заподозрил здесь влияние тёмной сущности более продвинутой, чем дух младенца. Скорее это был неупокоенный дух какого-нибудь колдуна или мелкий демон, вырвавшийся из преисподней… или даже мстительный дух ведуна, затемнившего верею три века тому назад. В конце концов обозлённый старик мог и не удовлетвориться содеянным при жизни.
Скорее всего именно с появлением этой сущности женщина и начала страннеть. Голос, слышимый только ей, подсказывал, что делать. Поддавшись его уговорам, она снова откопала тельце младенца, положив его в люльку в дальнем углу подпола. Её муж, вероятно, обнаружил люльку, потому и ушёл, не решившись никому рассказать. Оставшись наедине с потусторонним советчиком, женщина постепенно и вовсе перестала осторожничать, разговаривала с ним не таясь, уже не заботясь о том, кто может услышать. Полноценный портал для выхода Хозяина Преисподней она смогла бы открыть только через затемненную верею. Видимо, именно за этим она ходила по ночам на болота, но у неё ничего не вышло. Однако Паучья Расселина дном упиралась в мощную лею2, а с её помощью даже неискушенный в колдовстве человек мог достучаться до преисподней, если правильно подготовиться. И она готовилась. Везнич вспомнил бесчисленные порезы на руках и ногах подкидыша и осознал: Найду начали приносить в жертву задолго до той страшной ночи. Для исполнения желания безутешной матери, в мире живых должно было появиться хотя бы воплощение Хозяина Преисподней, а для этого выход в потустороннее, приоткрытый не по правилам захороненным младенцем, следовало расширить и укрепить. Наверняка женщина начала с принесения в жертву животных, но и без человеческой жертвы было не обойтись. То, что топовчане приняли за нечисть, привлечённую колдунством безумицы, скорей всего была она сама, пытавшаяся выкрасть ещё чьего-то ребёнка для этих целей. Но это ей не удалось и она принялась регулярно пускать кровь Найде, открывая выход постепенно. На то, что у обычного человека в отсутствие затемненной вереи и леи могли уйти годы, ей не понадобилось и одного. Как раз успелось к зимнему солнцевороту.
В эту ночь Найду, очевидно, предполагалось окончательно принести в жертву, чтобы взамен получить от Хозяина Преисподних своего ребёнка. Что привело обратно в деревню мужа безумицы, оставалось только гадать, но для бедной малышки это стало спасением. Когда он вынес девочку из дома, единственной доступной жертвой для уже вызванного Хозяина Преисподней оказалась сама безумная мать, поплатившаяся жизнью за то, что так и не смирилась с потерей дочери. Волхв досадливо нахмурился: на этом все могло и закончиться, но по законам мироздания даже проклятые создания неукоснительно соблюдали сделки. Правда так, что редко кому из смертных в результате удавалось остаться в выигрыше, или хотя бы сохранить жизнь и рассудок. Несчастная мать не догадывалась, что Хозяин Преисподней не мог вернуть ей души ребенка, ведь их не было в его владениях, да и незачем это было повелителю вечной мглы. Однако он обещал ей жизнь за жизнь, и обещание свое исполнил: забрав её жизнь – и завладев обеими её душами – «оживил ребенка». И