Поднялись на холм, ударил багряным заревом окоём, разливая по кромке леса огненный сплав света, будто исходящий от калёного железа, и таяло в нём совсем не греющее солнце. Там, у русла, уже полыхал костёр, вокруг собралось немалая толпа, были и дети, и старики, кто ещё мог держаться на ногах. По мере приближения нарастал гул пламени, что пожирал уже подмостки, на которых покоились те, кто отдал жизни ныне ночью, защищая свои семьи. У самого подножья стояли родичи погибших, тут же возвышался каменной глыбой Радим, а рядом его ближники. Служители распевали погребальные песни, помогая душам подняться к высшим чертогам. На присоединившихся чужеземцев никто не обратил внимания. Пребран посмотрел в сторону, невольно взгляд его зацепился за невысокую девичью фигурку, закутанную в кожух и шерстяной платок, пальцы её сминали пущенную по плечу косу, золотистый свет от костра играл бликами на её лице, на щеке блестела влажная дорожка. Ладимира сжимала губы, неотрывно глядя в тлеющее пламя. Будто почуяв на себе чьё-то внимание, она повернулась и так взглянула на княжича, что внутри у того всё дрогнуло. Сей же миг взгляд её будто ледяной коркой подёрнулся, губы вытянулись в прямую упрямую линию, и в глазах появилась отрешённость, она смотрела сквозь него. Развернувшись, девица пошла прочь, спеша затеряться в толпе. Больше Пребран её не видел, но мутный осадок раздражения всё же опустился на дно. И чего она попадается на глаза?
4. ГЛАВА 4. Решение
ГЛАВА 4. Решение
Ладимира зашла в избу, обив от снега ноги о порог, когда небо уже тронуло золотисто-розовым светом. Ночь пролетела быстро. Отпускать отца сердце всё противилось, казалось, душа его не взошла в поднебесье, а всё вилась подле, рядышком, к теплу тянулась, к дочери, к родной крови. Он-то в силе был, и порой неловкость его брала, когда Ладимира ласково батюшку называла и обнимать решалась. И всё же мало она тепла давала. Мало. А теперь уже и поздно. Тоска нахлынула, как порыв ветра, а внутри бездна разверзалась ледяная. Ничего уже не вернуть. И сёстры где сейчас, в какие края их уводят? О них думать было невыносимо, представлять, как измываются над ними.
Ладимира шмыгнула замёрзшим носом, чувствуя, как слёзы вновь набегают на глаза, застилая их пеленой. Нельзя так, зря, выходит, у погребального костра стояла, прощалась?
Она прошла вглубь. Девушку встретила пустая горница, тлели на столе огарки восковых свечей в бронзовой плошке. А раньше полон дом был, теперь сестры и племянницы далеко, идти за ними некому, мужьям их ныне не встать с костра, а те родичи, что остались, им самим бы выжить. Без хлеба остались, и детей уцелевших ещё прокормить нужно. На короткий миг пожалела, что ей-то самой удалось схорониться, что не разделила страшной участи. Ёжась, Ладимира стянула с головы платок. Оказавшись в тепле, поняла, как сама застыла вся — пальцев на ногах не чувствовала, а руки закоченели, одеревенев. Такой озноб пробил, что зуб на зуб не попадал, внутри сжималось всё и сотрясалось. Хорошо, что за ночь изба ещё не выстыла, но тепла всё равно не хватало. Девушка прошла к печи, выбрав паленья, бросила в топку, на тлеющие угли. Сухие дрова вмиг занялись, загудел огонь, заиграл отсветами по каменным стенкам печи, вроде как и потеплело на душе. Так и стояла, бездумно наблюдая за игрой теней, слушая гул пламени. И вскоре трясучка отпустила, жар полился по телу, а внутри сделалось спокойно, но надолго ли? Стоит представить отца, и сердце защемляет от тоски. Ладимира быстро отогнала подступающие острыми когтями скорбные мысли, что так травят её. Спохватилась тогда только, когда уже кто-то так же обивал ноги о порог. Вздрогнула, когда в дверь тихо постучали. На миг страх всплеснул, заставляя сердце биться гулко, уж было за кочергой потянулась, но тут же успокоилась — если кто со злом, уж поди вежливо стучаться не станет.
