И что мне делать, если луна,
Важнее женщины, нежнее льна,
Проплывает опять по небу,
Чтоб сказать, что она одна?
Но ты не хозяин здесь и не гость,
А так, застрявшая в горле кость,
И опять сквозь тебя пугливо
Прорастает нежная ржаная ость.
Прорастет. Причем без стыда.
И что ты будешь делать тогда:
Жить в деревне большой и страшной
Иль в пустые уйдешь города?
В городах одни кабаки,
Утопать в них тебе не с руки,
Лучше в нашей державной Волге
Пусть утопят тебя рыбаки.
А потом костер от простуд —
Глянь-ка, как осетры растут,
Бородами хватаясь за землю,
Плача весело там и тут.
Ничего, что расклад не тот,
Что знобит от разных пустот —
Погляди-ка с небес на землю:
Что там окромя нечистот?
Ладно, милая, ты не плачь,
Пей вино и грызи калач —
То ли с вишенкой, то ль с брусникой —
И потом лишь придет палач.
Он отрубит башку и тебе, и мне,
Улыбаться будет глупой луне,
Жрать горячие щи с капустой,
Думать важно: а что на дне?
И станет жизнь такою простой,
Ласковой, нежной и холостой,
И шумно вздохнут слепые ромашки,
К звездам просящиеся на постой.
Не обижайся, любимая! Мы
Только и ждем сумы да тюрьмы,
И улетает голубь с ладони
В сумерки ненаступившей зимы.
Нам бы на пляже позагорать,
Нам бы от счастья в постели орать,
А нас накрывает, таких хороших,
Ангелов-воинов светлая рать.
Счастье – оно, как осенний волк,
Иль как японский горящий шелк,
Или как ласточка в небе – не знаю,
Почему небосвод навсегда умолк.
И на том свете течет река,
И тебя, подростка, и меня, старика,
Омывая горестным лунным светом,
А вода, как наша печаль, горька.
А кому нынче весело на Руси —
Об этом, дружок, у Бога спроси.
Он ответит, тряхнув седой бородою:
– Рыбкам, по имени иваси.
А луна опять, словно степь, длинна
И кругла, как антоновка. Чья вина,
Что она, как блудница, торчит на небе,
Вспоминая прежние времена?
Ночь кругом. Поскорей бы, что ли, рассвет.
Я перечитал бы Новый завет.
А сейчас не поймешь:
Зима или лето
Грустно кивает тебе в ответ.
Мокнуть под снегом иль под дождем?
Ладно, любимая, подождем
И плоть свою, словно улитка,
Звездными иглами обожжем.
Заполыхает потом заря,
Вспыхнет грудка важного снегиря,
И только тогда мы поймем, родная,
Что все в прошедшем было не зря.
