Обратно на север. Кровавой поступью - страница 2

– Мое могущество в моем наследии, но как я уже говорил, ты не дальновиден, мой друг. И смысла в твоей сегодняшней победе не больше, чем, если бы ты и впрямь раздавил червя. – Катакар закашлялся.

Катакара сдавило исполинским объятием, дыхание стало прерывистым и свистящим. Воздух вокруг густел и тяжелел. Потребовалась уйма усилий, чтобы ненадолго сдержать этот чудовищный натиск. Губы Катакара зашевелились. Из ниоткуда появившийся шепот, набирая силу, оглушающим гулом прокатился по городу. Слова, которые он нес, скрежетом когтей о металл, царапали перепонки, проникая в сознания каждого: «Когда травяное море накроет покрывало черного снега, а гора Нам Ту зазеленеет и зацветёт, распустится огненный цветок, и своим пением Финист возвестит о моем возвращении, и вместе со мной прибудет вся Тьма – вы познаете всю ярость моего милосердия».

Братислан сильнее сжал кулаки. Гром голоса стих так же быстро, как и возник. Тело противника мягкой глиной в руках рассерженного мастера стало терять свои очертания. Кости хрустели и ломались, разрывая плоть, вылезали наружу жемчужными обрубками, Катакар медленно сползал, превращаясь в кровавое месиво. Некогда прекрасное лицо исказила гримаса боли и печали. Стиснутые зубы крошились, превращая улыбку в щербатую изогнутую дугу отвращения. Темно-фиолетовые глаза потускнели и лопнули, разлетаясь кровавой пылью. Великий черный властелин рухнул. Бесформенная груда тряпья, костей и мяса начала оседать, растекаясь лужей крови, внутренностей и их содержимым.

***

– Уделом любого павшего города становиться мольба о пощаде. Умываясь слезами и кровью, взывать о помощи к богам. И проклинать, всех тех, кто пришел с мечом к тебе в дом. Ведь какие бы не были добрые намерения у захватчиков, какие бы не были у них знамена, все всегда кончается именно так. Кровью и отчаянием. – Капрал повернул к себе чумазое мальчишеское лицо, поцеловал по-отцовски в лоб и швырнул голову обратно в кучу.

Капрал Странхо, бешенный пёс его преосвященства, любимец выполняющий особо грязные дела. И в данный момент он пребывал в прекрасном расположении духа, беседуя с отрубленными детскими головами, ожидая команды. Братислану очень помогали две яркие черты этого человека. Первая – Странхо не испытывал каких-либо чувств. Страх, жалость, любовь, ненависть – они были чужды ему, он был истинным лицом веры, карающим мечом инквизиции. Вторая – умение выслеживать. Как бы далеко не был искомый человек, капрал мог его найти.

– Капрал! Сюда! – Прокричал солдат, размахивающий руками в проеме цитадели.

Заклятие безмолвия спало, но женщин что-то заставляло оставаться на местах. Тихий плач и стенания расплывались по залу. Войдя, Странхо оценивающе блуждал взглядом по бездвижно сидевшим пленницам Катакара. Шаря пустым взором, он понял, для чего его пригласили. «Чума! Чума пришел», – за спиной зашептались солдаты. Он развернулся на каблуках, и растянувшись в плотоядной усмешке, одарил шепчущихся солдат глумливым, вызывающим взглядом. Насвистывая веселую мелодию, капрал стал расхаживать меж рядов. Наклоняясь к понравившейся ему девушке, целовал её в щеку, затем, как бы извиняясь, шутливо раскланивался, вальсируя по залу направлялся к следующей. Странхо сменил свист на пение. Слова песни о бесславной жизни и смерти гремели под сводами. Нагнувшись, он заметил углубления в полу, потрогав их пальцем, капрал фыркнул, отер грязь об одежду сидящей рядом женщины.