Образ. Роман - страница 2

Между тем, Катя Дроздова подняла обе руки вверх – это был её сигнал: «Всем – внимание!» В оркестре и в зале воцарилась тишина. Лёгкий взмах дирижёрской палочки – и первые аккорды рояля полились в пространство. Но это было недолго – почти сразу зазвучала прима-скрипка. Сначала тихо, осторожно, потом звуки стали приобретать мощь, выразительность, объёмность. Рояль скромно и незаметно умолк – всё внимание скрипке! А она с каждой минутой всё больше и крепче брала за душу всех своих слушателей – нарастал темп игры, звук приобретал пронзительность и напряжённость. Постепенно громкость звука из forte переходила в fortissimo, что, казалось, уже за пределами технических возможностей самого инструмента, но Варюша знала свою скрипку, виртуозно владела ею и была в ней уверена! Пальцы скрипачки молниеносно порхали по грифу, как бабочки по цветкам в поисках нектара, только ещё быстрее, как в ускоренном кино, смычок, старательно натёртый специальной музыкальной канифолью, стремительно и точно выполнял все повеления хозяйки. Варя была в ударе. Она с лёгкостью брала сложные и удивительной красоты пассажи, с удивительной смелостью и точностью выполняла флажолеты, на чём обычно начинающие скрипачи часто «горят». Зрители замерли точно так, как замирают зрители цирка, наблюдая опасный трюк воздушного гимнаста, работающего под куполом без страховки. Зрители уже устали быть в напряжении, но острота игры Вари всё нарастала! (Этот момент в пьесе композитор назвал «Рождение ангела». ) И тут зал не выдержал – все встали и зааплодировали! Варя стушевалась от неожиданности и сбилась. Получилась вынужденная пауза. Катя строго постучала своей палочкой по пульту, мельком взглянув на публику. Зрители сконфузились и расселись по своим местам. Катя ободряюще кивнула Варюше, и та продолжила игру с прерванной ноты. И никто не заметил, как рояль снова тихонечко и ласково, с громкостью на уровне piano-pianissimo, стал сопровождать игру примы. Характер звуков скрипки изменился – стал более спокойным, сдержанным, мягким, по-домашнему уютным. Потом звук примы чуть-чуть стал ослабевать, и тут по мановению волшебной палочки дирижёра с piano-pianissimo, как в народе говорят – «с нуля», вступили в игру ещё семь первых скрипок и семь вторых. Но не сразу все, а с тактовой задержкой друг за другом попарно и с постепенным усилением громкости до forte, и в итоге из маленького ручейка звуков, рождённых одной примой-скрипкой, постепенно возник большой поток шириной с Волгу чистейшей воды из Байкала. А прима к тому времени уже молчала – она выполнила свой долг перед богом и людьми – «ангел родился»! Композитор всё это время неотрывно следил за своей любимицей и радовался за себя и за неё. За себя – за то, что сочинил такую красивую музыку, а за Варю – за то, что она так великолепно её сыграла. Её алое платье, свободно ниспадающее до самого пола, чуть приталенное в нужном месте; её чудные каштановые локоны, правда, к концу несколько спутанные из-за энергичных движений головой во время выполнения сложных пассажей; её со вкусом подобранная бижутерия – на серебро-золото средств у неё пока не хватало – и, наконец, её одухотворённое лицо полностью покорили сегодняшнюю, искушённую в симфонической музыке, публику. И вот её первая партия в этой пьесе окончена. До второй её партии оставалось семь с половиной минут. Варя только теперь поняла, для чего Иннокентий Петрович между её двумя партиями сделал такой большой перерыв. Он ей сейчас был очень нужен – она вся была мокрая от пота! Она осторожно положила свой инструмент на свободный стул на сцене, с улыбкой и благодарностью кивнула композитору, тот ей заговорщицки подмигнул – они поняли друг друга, и удалилась со сцены через левые кулисы. Зал проводил её лёгким, никому не мешающим, рукоплесканием. Она вернулась на сцену ровно через семь минут. Её было не узнать! На ней было другое платье, совершенно иного покроя, цвета индиго, она сменила бижутерию в соответствии с новым платьем, гримёры поправили ей причёску и навели новый макияж, и она стала неузнаваемой и неотразимой! Когда она показалась из-за кулис, зал снова зааплодировал и какой-то мужчина крикнул «браво» – на него женщины зашикали. Катя никак не среагировала на такую «вольность» зрителей – она тоже симпатизировала молодой талантливой скрипачке. Ровно через тридцать секунд Варя «влилась» в оркестр, ведя свою вторую партию. Вторая её партия содержала в себе точно такую же мелодию, что и первая, но изменённую вариациями до неузнаваемости! Кроме того, композитор инструментовал дальнейшее исполнение таким образом, что были задействованы многие инструменты оркестра: и кларнет, и валторна, и флейта, и альт, и виолончель – и каждый инструмент включался в своё, точно определённое время. Поэтому Варе теперь играть было технически значительно легче – она только успевала «наметить» рисунок мелодии, как тут же эту мелодию подхватывал соответствующий инструмент или группа инструментов и Варя на какой-то момент оставалась «без работы». И так повторялось несколько раз. Но по сюжету эта была «колыбельная пора» нашего «ангела». И вот в симфонии наступил момент, когда «девочка-ангел» подросла, но ещё находилась под опекой матери. И между матерью и дочкой начались задушевные разговоры, споры и попытки дочери приобрести свободу действий и пространства. Чарующие звуки ксилофона и колокольчиков, переплетённые в замысловатые и красивые звуковые фигуры и поддержанные другими инструментами оркестра, ярко и убедительно обрисовали семейную ситуацию. И каждый из слушателей этой симфонии явно представил себе и свою собственную историю, происшедшую в своё время, как две капли воды похожую на эту. Женщины утирали слёзы, мужчины хмурились… На этом закончилась первая часть симфонии – девочка-ангел стала девушкой…