Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман - страница 14

Из северной башни вниз, в комнату, где, наверное, уже спала Этель, вела винтовая лестница, его каблуки отстукивали по ней отчаянный и печальный ритм.

В тот день Продавец имен как обычно стоял в центре городской площади. Перед ним на небольшом переносном столике громоздились толстая темная книга, пузатый глиняный кувшин с водой, полуощипанная гроздь винограда и пара персиков. Рядом лежали металлические весы, совсем такие, которыми скульпторы обычно снабжают богинь правосудия, в затянутом кожаном мешочке, небрежно брошенном тут же, проглядывались очертания крупных монет. С утра на протяжении нескольких часов Продавец имен не сделал ни одного движения и теперь пошевелиться было трудно. Он стал статуей. Где-то в раскаленном вибрирующем воздухе плавала строка из современного перевода Горация. Раньше оно было длиннее, но новый переводчик изложил, в духе времени, лишь главное: «Я памятник себе». Точка. Конец. Продавец имен отмахнулся от строки как от назойливой мухи. Мысли его в виде облаков с резкими очертаниями сменяли друг друга на лиловатом глянце небес. Был полдень. Город почти вымер от жары. На площади никто не появлялся. Никто. Даже безымянные.

Продавец имен служил символом государственного благополучия. И хотя служба была не из легких, он не мог с ней расстаться. Да и как? Что он такое? Только ворота из небытия в бытие. Чтобы быть полноценным гражданином необходимо имя. Чтобы купить имя требуются большие деньги. Полноценным гражданином может быть тот, чьи родители имеют приличный доход. А как быть бедным? А зачем им быть? Может ли человек быть без имени? Но они все-таки были. Огромная каста безымянных. В государстве они считались отбросами: для них были закрыты двери в школы и университеты, в храмы и многие общественные заведения. Они не могли платить налоги, как это делали те, кто носил имя, и не имели права голоса. Однако сами они к своему положению относились иначе. Слово «безымянные» заменяли гордым «неназванные» и все ущемления в правах рассматривали как преимущество. А в сердца полноценных граждан постепенно пробиралась тревога, и самые немыслимые сплетни витали под небом империи. Говорили, что вследствие повышения средней платы за имя, безымянных стало слишком много, и они очень сильны; что безымянные могут обращаться в кого угодно и что они подкарауливают умирающих, принимают их образ и, поселившись там, где этот образ никому не знаком, живут подобно достойным людям и даже входят в число особ, приближенных императору. Общество пребывало в смятении. Дети стали появляться редко, слишком редко. Их несчастные матери и отцы копили деньги, чтобы купить ребенку хоть плохонькое имя…

Глупцы. Они думали, что имя зависит от денег. Продавец имен при мысли об этом не мог сдержать усмешки. Однажды он дал имя мальчику, чьи родители собрали последние средства, только чтобы ребенок был назван. Они отдали все, что у них было, но денег едва хватило бы на длинное и слабое имя. А мальчик получил одно из лучших имен (по-другому его невозможно было назвать!) и стал гениальным поэтом. А те, кто вносил самую высокую плату, чаще всего воспитывали посредственность.

Как-то раз, когда продавец имен шел по узкой улочке нищего квартала, он встретил молодую женщину с ребенком на руках. Имени у девчушки не могло быть – мать ее была слишком бедной. Продавец имен только мельком взглянул на малышку, как с губ его чуть не сорвалось необыкновенное сочетание звуков. Он зажал рот рукой. Женщина забеспокоилась, не плохо ли ему, а он только стоял, скорчившись и мычал от боли, и, когда заорал перепуганный ребенок, он упал на камни и долго не мог прийти в сознание. С тех пор он старался не глядеть по сторонам, а видеть только то, что хотел видеть. Он все время думал о свершении предсказания. Предсказание гласило, что человек, который получит имя бесплатно, станет великим воином и начнет войну с неназванными. Скорее всего это будет последняя война, говорил себе продавец имен.