– Выходите за меня, Николь, я вас очень люблю и постараюсь не подвести.
***
На окраине Люблина стали строить крупный концентрационный лагерь, куда на работы сгоняли многих заключенных. В городе все сидели тихо, боясь дышать, ведь в этот будущий лагерь мог попасть каждый из нас за малейшую провинность. Теперь я понимала, почему Доминик рвется в бой: лучше пасть на войне за родину, чем сгнить в таком вот лагере. Теперь и мне казалось лучшим вариантом куда-нибудь уехать. Вот только куда?
Стоит ли говорить о том, что мы не поженились, просто дали друг другу обещание встретиться после войны на земле или на небе. Он наказывал мне оставаться в городе, что бы ни случилось. Я не хотела сидеть, сложа руки, но в Люблине подпольно училась ещё год. На таких вот незаконных сборищах я познакомилась с Ханной – девушкой-солнцем, наши молодые люди тоже оказались знакомы между собой.
В памяти остались провода любимого на войну. Перед этим я не могла найти себе места, постоянно была рядом с Домиником, меня всю трясло и кидало то в холод, то в жар. Я осознавала, что могу больше его не увидеть, потому пыталась запечатлеть в самом сердце эти карие глаза, длинные ресницы, острый нос, красиво очерченные губы, вьющиеся волосы непонятного цвета. В зависимости от освещения, они всегда были разного оттенка. Доминик тоже понимал всю серьезность ситуации, не мог насмотреться на меня. Наверное, он чувствовал примерно то же самое. Мне было очень плохо, мы так мало пробыли вместе, так много не сделали, о многом не поговорили. Когда думаешь, что теряешь человека навсегда, кажется, что жизнь несправедлива, потому что разлучает вас, когда вы только вначале пути.
На перроне он долго меня обнимал, прижавшись щекой к моему лбу, не говоря и слова, а я запоминала его запах. Вокруг были десятки таких же людей, как и мы, на улице прошел дождь, но лужи уже высушивало октябрьское солнце. Последнее, что я сделала, это вставила любимому в нагрудный карман веточку жасмина, сунула свое фото с подписью, поцеловала в губы, а потом он скрылся вместе с поездом. Вокруг ревели молодые девушки, плакали чьи-то дети, нос забивал запах перрона, а я замёрзла так, что руки казались ледяными. Я засунула их под мышки, чтобы согреть и только тогда почувствовала, насколько стала одинокой. Всю меня словно вывернуло наизнанку, я не знала, куда дальше пойду, и что буду делать. Эти ребята уехали в неизвестность, чтобы попытаться выбраться из оккупированной Польши и стать в бою против фашистов в ряды армии другого государства. Им было хуже, чем нам, покинутым женщинам, но внутри осталась тошнотворная ноющая пустота. Я не хотела верить в то, что это была наша последняя встреча с любимым, этого просто не могло быть. Это был страшный сон. Доминик всецело принадлежал мне и должен был вернуться. Просто обязан!
На перроне я встретила свою знакомую Ханну. Она просто бредила медициной, училась ранее в параллельной группе до закрытия, и в один день со мной провожала своего парня Антони на войну. В тот день домой мы ушли вместе, перепрыгивая через лужи, долго-долго говорили и пили много какао, хотя до этого даже близкими подругами небыли. Тогда она нуждалась в моей компании так же, как и я в ее. Просто невыносимо было остаться наедине со своими мыслями и страхами.
Но жизнь продолжалась, мы ходили на так называемые пары, которые нам давали оставшиеся в городе преподаватели, слушали лекции. Доминик мне писал по мере возможности о парнях, которые уехали со страны, таких же как он, много кто из них не доучился, некоторые ушли на войну, разругавшись с родными, некоторых близкие наоборот поддержали. Многие оставили любимых в родных городах, селах.
