Обсессивный синдром - страница 4

«Здесь нет супергероев, моя душа, – писал Доминик, – здесь все в равных условиях. Автомату, гранате и танку все равно, кто ты и что из себя представляешь. Все терпимо, но невыносимо без тебя. Я отдаю себе отчет в том, что сам сделал выбор, но меня греет мысль о тебе, что мне будет к кому вернуться. Я не знаю, как смогу разыскать отца, удастся ли мне это, ведь я даже не в той стране, но я приложу все усилия, чтобы спасти хотя бы отцов и матерей других людей. Будь осторожна, Николь, пожалуйста. Я знаю твою сумбурность, поэтому и переживаю. Береги маму и брата. И помирись со своими, поговори. Поверь, сразу от сердца отляжет. Если станет слишком опасно, езжай к ним. У меня болит душа от тоски, когда я смотрю на твою фотокарточку. Люблю тебя, помни об этом. Твой Доминик».

Я не знала, как реагировать на его просьбы: к его родным я наведывалась часто, хоть они и жили на другом конце города. Мне всегда было легко с ними, и я любила бывать у них в гостях. Они относились ко мне, как к законной невестке. Его брат был так непохож на Доминика – весь в отца. Он поступил в юридический и мечтал стать адвокатом. Но его училище уже закрыли, и парень пока сидел дома. Мама была веселой и миленькой невысокой женщиной, она со всеми находила общий язык. Было странно, что такая миниатюрная женщина мать двух крупных высоких парней. Мы с ними часто обсуждали новости с фронта, письма от Доминика и делились своими наблюдениями.

Что касается моих родных, я не знала, что делать. Мне очень хотелось их увидеть, я не так уж сильно провинилась перед ними, тем более училась уже в медицинском, как они и хотели. Но, почему-то мне казалось, что если я вернусь туда, то болото провинции затянет меня, вцепится своими грязными липкими пальцами мне в ноги, и я застряну там навсегда. С другой стороны, так хотелось уткнуться отцу или матери в плечо и отпустить ситуацию, поделиться наболевшим.

Глубоко внутри меня сидела маленькая девочка, которая просто не хотела расставаться с городом, в котором все так напоминало о Доминике. Находясь здесь, я как бы еще чувствовала его присутствие, часто ходила на наше место, вдыхала ароматы жасмина. Ханна поддерживала меня, мы довольно крепко сдружились. Получив письмо, каждая из нас сразу делилась новостями с другой, наши ребята старались держаться вместе. Это объединяло наши радости и горести.

«Завтра важный бой. Что будет дальше, боюсь пока предполагать. Не переживай, т.к. письма будут идти теперь дольше и с других адресов. Но я всячески буду пробираться к тебе с весточкой даже за миллионы километров. Все будет хорошо, моя дорогая. Я обещаю. Мы еще сыграем нашу свадьбу, и на ней будет много-много гостей».

Потом письма почти прекратились. Совсем изредка я получала весточку с совсем неожиданных населенных пунктов, и отмечала их на карте, купленной специально для этих целей. Я жила от письма до письма, каждую ночь перед сном думала о том, как там сейчас моя любовь, что ему предстоит, как нам выдержать это все. Я не имела права раскисать, но держать себя в руках было очень трудно.

А потом писем не стало совсем. Я ходила целыми днями как сонная, не могла сконцентрироваться на учебе, не хотела ни с кем разговаривать. У меня постоянно сохло во рту от нервов, было такое чувство, что меня постоянно бил озноб. Садясь за книгу, я не видела страниц, мне снились плохие сны, я ободрала кожу вокруг пальцев в кровь, сама того не замечая. Мне стало все равно на мой внешний вид. Все, что меня интересовало в те дни – это газеты, местные новости и разговоры на улицах, случайно услышанные. Но нигде ничего мне не мог сказать о Доминике и эта неизвестность меня просто съедала. У Ханны была та же история, но она, отдаю ей должное, держалась молодцом и успевала всегда подбодрить меня. Она вообще была исключительной девушкой: настолько оптимистичных и жизнерадостных людей я не встречала. Когда она смеялась, то заражала смехом всех вокруг, с ней было легко и весело.