Глава шестая. Серьезный разговор
В гостиной, которую Мамыра тут же обозвала горницей, по углам царил полумрак, зато в центре стоял большой круглый стол, укрытый льняной скатертью с кружевом по кольцу, а над ним висела люстра с желтым абажуром, под которым – я специально заглянул – светили вполне себе современные светодиодные лампы.
– Экономия, – объяснил Вовка, в шесть рук вместе с Лизкой и Шурой накрывая на стол.
– Прошу присаживаться, – объявила Мамыра, обнимая за плечи оробевшего Толика. – Ты не тушуйся, парень. Я тебя поддерживаю, чтобы не оступился, а не в зятья тащу, хотя давненько не встречала такого удальца. Как же к тебе грязи не прилипло? Сколько уже годков-то? И какого ты внутреннего устройства?
– Двадцать пять, – почему-то охрипшим голосом сказал Толик. – Устройство, как и у всех… людей, а так-то… Автомобильный техникум, армия. Слесарил с годик, купил старый фольксваген, что пришлось у Федора Семеновича оставить, потом прибился вот. Уже четыре года как… ландшафтным дизайном занимаюсь с ребятами. Рулю, в смысле. Не понял я насчет грязи. Приходилось копаться, отчего ж. Есть секреты, чтобы потом руки бензином не портить.
– Не о той я грязи, – засмеялась Мамыра.
– Опять любимчика нашла, – хмыкнул, усаживаясь, Леня. – Мы что ли грязны?
– Вы не грязны по уму, – скривила губы Мамыра. – По выбору, по нутру, что с годами складывается, по родителям, по знаниям, по ремеслу. А так, чтобы от природы, редко бывает. Человек, что чистый лист, что напишешь, то и будет.
– Тут можно поспорить, – расплылся в улыбке Вовка. – Может, и чистый лист, да разница есть, что за бумага. Кстати, мелованная ничего не гарантирует.
Леня сдвинул рукав, нажал на золотые часы и над столом раздался мелодичный звон.
– Звонок для учителя, – отчеканил Козлов. – Оставайтесь в классе! Записывайте домашнее задание. Метафоры!
Все рассмеялись, и Вовка громче прочих.
– И природных праведников трясина засасывала, – стала серьезной Лизка. – Все зависит от того, как ломать будет. И кто.
– Это точно, – кивнула Мамыра. – Так мы это всегда в голове держим.
– Да вы что? – вытаращил глаза Толик. – Какой я вам праведник? Вовсе нет…
– Слышала? – растянул тонкие губы в улыбку ФСБ, выставляя на стол сразу с дюжину граненых шкаликов. – Не знаю-не знаю. Какой же он зять, если не праведник?
Толик покосился на Шуру, что с ироничной усмешкой раскупоривала бутылку водки, покраснел и бухнулся на стул, постаравшись исчезнуть из сферы общего внимания. Я присел напротив. Окинул взглядом собравшихся, которых, кроме Игнатьевых, конечно, видел едва ли ни каждый день. Все оставались прежними, только ФСБ как будто переменился, нет, не стал другим, не постарел, а словно подобрался. Стал похож на того воина, что разговаривал со смертью у костра в зацепившем меня когда-то старом фильме, в «Седьмой печати». Только на воина, уже повидавшего слишком многое. Он все еще твердо стоял на ногах, но при этом опирался о стол костяшками пальцев. И, глядя на него, начали подниматься все, кто успели присесть.
Леня взял бутылку и разлил по шкаликам водку. В один капнул с пол напёрстка. Подвинул стаканчик с недодачей Димке. Тот покосился на мать, но она хранила молчание. Остальные разобрали шкалики сами. Помнится, Марк называл их лафетниками. Именно так, а не лафитниками, как пытался доказать ему Вовка. Другой вопрос, что интернет и картинку тогда совсем другую выкатил.
