Вовка со вздохом скрестил руки на груди, Лизка усмехнулась, Толик вильнул по дороге, объезжая выбоину. ФСБ задумался, посмотрел в окно на высокую церковь на центральной площади городка, пробормотал:
– Кажется, здесь захоронены Фонвизин и Пущин, декабристы. Но это к делу не относится, хотя… Вот смотри… – ФСБ соединил руки так же, как они были связаны у меня и продолжая говорить, уже не размыкал их. – У нас было много названий. В планах, конечно. Ты же знаешь, как вы яхту назовете… Но вопрос ведь в чем, что ты хочешь выразить названием? Что для нас было тогда важно? Для меня, для Марка, для Лёни. И для твоей матери, чего уж там. Для нас было важно иметь опору. Застолбить самое главное. А что для нас было и есть самое главное? Все то же. Любовь. Надежда. Вера. Вера в то, что добро побеждает зло. Всегда побеждает. Даже если порой кажется, что все иначе. Даже если потом. Правда сильнее лжи. Не сразу, не всегда, но, по сути, сильнее ведь. Честный человек иногда неудобен, но всегда положителен. Мерзавец остается мерзавцем несмотря на обаяние и хитрость. Дураков полно, но слепцов мало. И все они люди – и умники, и дураки, и слепцы, и прочие… Вперемешку. Все заслуживают и любви, и надежды, и веры. И даже прощения. Я тебе больше скажу, и вся эта… пакость заслуживает того же. И так далее. Это же все…
– Банальщина, – подсказала Лизка.
– Да, – кивнул ФСБ. – Банальщина. Общее место. Понимаешь?
– Но не пошлость, – заметил Вовка.
– Ни в коем случае, – мотнул головой ФСБ. – Общее место в том смысле, что артикулировать не обязательно. Разъяснять – не нужно. Хотя бы среди вот своих. Это то, что факультативно. По умолчанию. Понимаешь?
– Пожалуй, – кивнул я. – Тогда есть еще вопрос. Какой смысл бороться с мелким злом, когда рядом расцветает большое. Давит все. Высасывает.
– А это уже риторический вопрос, – рассмеялся ФСБ. – И ответ на него ты знаешь, и об этом тоже говорено уже множество раз. Но есть еще один ответ. Кроме тех, что ты уже слышал. И тех, что услышишь еще. Может быть, неожиданный. Как сказал бы Марк, нюанс. Когда мы боремся с мелким злом, мы умаляем и большое. По той простой причине, что зло едино. Пусть даже оно рассыпается на миллион возгораний, это один и тот же большой пожар.
– Удивительное дело, – пробормотал я. – Зло, значит, едино, а мы все по отдельности?
– И так тоже, – кивнул ФСБ. – И по отдельности, и все вместе. И в том, что мы по отдельности, тоже наша сила. Потому что иногда не все сразу, но каждый. Не потому, что в толпе, а потому что изнутри. Каждый! Понимаешь?
– Пытаюсь, – я вглядывался в его лицо. – Хотя и сложно. Ведь каждый не изо всех, а каждый из нас. А это… А теперь серьезно и конкретно. Еще немного глупости или… банальности. Мы об этом с Марком недоговорили. Начинали, но недоговорили. Он сразу смеяться надо мной начинал. А мне не было смешно. Мне и сейчас не смешно. Мне даже глупым показаться не страшно. Нынешний… может быть посланцем из преисподней? Я не о том, что на нас напало. Я о…
Я бросил взгляд на потолок Пежо. Вовка вздохнул. Лизка скривилась.
– Не знаю, – проследил за моим взглядом ФСБ. – Уж не знаю, над чем Марк смеялся, но мне на тот же самый глупый вопрос он как-то сказал, что если только самый мелкий бес, вынесенный наверх волею случая, да и то вряд ли. Даже вселившийся вряд ли. Да я и сам не верю в это. Дело в том, Коля, что в человеке могут скрываться такие пустоты, которые тем, кто в бездне, и не снились. Кстати, много ты встречал выходцев из преисподней?
