Общество грез - страница 24

– Я не хотел вас тревожить, просто мне показалось, вам так грустно лежать тут одному, что вы были бы не прочь с кем- нибудь поговорить, – сказал я, не отрывая от него озорной взгляд.

– Ты правильно сделал, что пришел, только не говори об этом никому, а то нам двоим хорошенько влетит, – улыбаясь, сказал он, разрешая мне запрыгнуть на его большую кровать и сесть рядом с ним.

– Вам не влетит, вы же болеете, – с умным видом произнес я,

– все проблемы беру на себя.

Усевшись поудобнее, мистер Даррелл начал рассказывать о своей любимой жене Керри. Она, несомненно, была прекрасной женщиной, раз выбрала себе такого замечательного мужа. Когда мистер Даррелл уснул, я не спешил уходить, рассматривая его добрые глаза и грустную улыбку, стараясь сохранить эту картину в памяти. Меня пугала лишь мысль о том, что рано или поздно наши разговоры по душам станут всего лишь воспоминанием. Мистер Даррелл был моим лучшим другом, оберегающим меня и маму от всех мирских бед. Мне вспомнилось, как однажды дети слуг, не желавшие со мной играть, случайно столкнули меня с порога, и я ударился о край острого косяка рукой. Кровь была повсюду, от этой картины в глазах начало темнеть, а детский хохот звучал все тише и тише. Вдруг появился мистер Даррелл, который молниеносно забил тревогу. Мама с Маргарет уехала в гости к одной светской особе, чье имя я не помню, поэтому мистер Джеймс самостоятельно, не теряя ни минуты, завязал тугой жгут, усадил меня на лошадь, прижал меня к себе и поскакал с такой скоростью, что я подумал, мы летим в рай. Но до рая было далеко, поэтому мы остановились в больнице. Он взял меня на руки и понес через черный вход в больницу. Мистер Шварц, семейный доктор Дарреллов, отказывался меня принимать. Я начал терять сознание, поэтому смутно помню их разговор:

– Ну, дружище, он же ребенок, ты же давал клятву Гиппократа,

– слышал издалека дрожащий, но суровый голос мистера Даррелла.

– Я не для того учился столько лет, чтобы тратить время на рабов, у тебя, что их мало? Если я спасу одного, мне придется

спасать всех. Не просто же так государство выделило им больницы для чернокожих… – уверенно и сухо произносил врач.

– Будь же ты человеком, Шварц, не люблю говорить о своих делах, но разве не я обеспечил тебе это место, – гневно отвечал мистер Даррелл.

– Что подумают наши пациенты, если будут знать, что мы их лечим там же, где и рабов, меня осудят за такое поведение. Тем более у них другая анатомия, я врач для белых и понятия не имею, как у них там все устроено. Для его же блага отвези в больницу для черных или жди обхода врача для рабов через два дня, – старался пояснить свою позицию доктор Шварц.

– У него все так же, как и у нас, я тебя уверяю! Ты же знаешь, как устроено в тех больницах: он зайдет со сломанной рукой, а выйдет с целым букетом болезней. Умоляю Шварц! Я тебе заплачу столько, сколько захочешь, только спаси жизнь мальчишке, – сухо отрезал мистер Джеймс. На этом моменте я уснул.

Проснулся я дома в кровати гостевой комнаты, а мистер Джеймс сидел напротив в кресле и, опустив голову, смотрел на пол. Тут подбежала мама, падая на колени передо мной и целуя в лоб.

– Извините, мистер Даррелл, за причиненные хлопоты, я сейчас же его уведу в комнату, – произнесла мама заплаканным голосом.

– За спасение жизни не извиняются, а благодарят, – старался улыбнуться он, – эта комната все равно пустует, оставь его, пока он сам не встанет. Уверен, это будет совсем скоро, тем более он же у нас боец и справиться с любыми невзгодами, не так ли, Бомани? – он обратился ко мне с такой улыбкой, что я хотел его обнять, но не в силах был произнести ни слова. Последующие четыре дня я жил в комнате для гостей, и меня никто не тревожил, лишь изредка заходила мама узнать, как я себя чувствую. Тогда я для себя отметил, что больше не буду сдаваться и давать себя в обиду, раз в меня верят такие люди, как мистер Даррелл.