Общество грез - страница 23
1
Я рос не таким, как другие дети слуг. Моя внешность выделяла меня из толпы: ярко-зелёные глаза, мелкие черты лица, светлая кожа. Это вызывало страх у остальных. Они сторонились меня, шептали за спиной, считая, что я проклят. Впрочем, меня это вовсе не задевало, поскольку мама неоднократно объясняла – зеленые глаза у некоторых племен вызывают страх, но это скорее от необразованности, чем желания меня обидеть. Она говорила:
«Люди боятся того, чего не понимают. Это не их вина и уж точно не твоя». Ведь все, что вызывает негативные эмоции, человек интуитивно старается избегать.
Мы с мамой жили на цокольном этаже с другими слугами, но благодаря хлопотам Маргарет, у нас была отдельная комната. Она была слишком тесной для двоих и обставлена довольно бедно: серые стены, холодный каменный пол, кровать и деревянный комод. Самым ценным предметом в комнате был мой письменный стол – личный уголок для занятий. Несмотря на все недочеты, я любил эту комнату, потому что после тяжелого рабочего дня мы с мамой оставались наедине и могли делиться друг с другом своими мыслями. Больше всего мне нравилось, когда она усаживала меня за стол и учила читать и писать. Мне это давалось довольно легко, но я не понимал, зачем мне учиться, если я всегда могу обратиться к ней. Все же Ифе не сдавалась и терпела мои капризы. На мое желание получить от нее быстрый ответ на волнующие темы, она обычно говорила: «Бомани, если ты не научишься думать сам, то станешь легкой добычей для тех, кто будет внушать тебе свою искаженную правду».
До пяти лет я был счастливым и послушным мальчиком. Моя жизнь, хоть и не лишённая трудностей, казалась мне
упорядоченной и светлой. Однако у каждого в жизни наступает момент, когда пелена спадает с глаз и весь мир, который ты строил аккуратно по камушку, рушится в одно мгновение.
Я прекрасно помню день, когда моя детская наивность столкнулась со взрослой беспощадной реальностью. Все началось, когда мы узнали, насколько серьезно болен мистер Даррелл. Он несколько дней не выходил из своей спальни, а Маргарет, не сдаваясь, рассказывала маме о предполагаемых диагнозах врача и новейших методиках лечения. Однако ничего не помогало, и старику становилось все хуже и хуже. Я любил мистера Джеймса, он был единственным мужчиной в моем окружении, который был добр со мной. Остальные либо боялись, либо завидовали.
Когда в очередной раз Маргарет рассказывала маме о хорошем специалисте с уникальной методикой лечения, я решил тайком взглянуть на больного и хоть немного развеселить его. Ифе запрещала мне подниматься на третий этаж, где располагалась спальня господ. Но разве существуют запреты, если твои действия способны облегчить жизнь другого? Я тайком прокрался к комнате, избегая других слуг, и бесшумно зашел в холостяцкую спальню мистера Джеймса. Он потерял жену во время рождения Маргарет и больше не женился, уверяя, что смерть не дает ему право предавать жену. Мистер Даррелл лежал в темной прохладной комнате, укрытый с ног до головы теплым одеялом, а все тело, будто предавая его, бросало в дрожь. На полу валялись окровавленные платки, и у меня появилась мысль о том, что возможно кто-то его пырнул ножом. Эта мысль настолько меня напугала, что я подбежал к нему и начал кричать, что есть мочи:
– Мистер Даррелл, мистер Даррелл, вы живы?
– Вроде еще жив, Бомани, – хриплым голосом произнес он, мягко улыбаясь и кашляя в платок.