Обыкновенный мир - страница 12

Они с Цзинь Бо спрыгнули на землю. Ланьсян подбежала к велосипеду, и Шаопин разглядел ее заплаканное лицо.

– Что случилось? – быстро спросил Шаопин.

– Сестрин муж… – только и смогла вымолвить она, прежде чем опять разрыдаться.

Шаопин обернулся и сказал, чтобы Цзинь Бо ехал домой. Бог с ней, с этой мукой, потом заберем. Тот сразу сообразил, что с зятем Шаопина что-то стряслось и он, вероятно, будет сейчас лишним. Он оседлал велосипед и, обернувшись, бросил напоследок:

– Если чего, свистни…

Когда Цзинь Бо уехал, Шаопин погладил сестру по голове, чтобы она хоть немного успокоилась.

– Не плачь, расскажи, что случилось.

Ланьсян смахнула слезу:

– Его забрали на перевоспитание…

– Господи, я подумал, что он умер. Где это случилось?

– В нашей деревне.

– Как так вышло?

– Он приторговывал крысиным ядом. А теперь говорят, что пошел по буржуазному пути…

Шаопин почувствовал себя гадко. Он знал, что теперь из-за этого о его семье станут плохо говорить в коммуне. В те годы народ мог недоедать и недопивать, но свято хранил неколебимость политической линии. Стоило кому-нибудь опозориться, как все его родные оказывались втянутыми в эту дурную игру – у них за спиной начинали судачить обо всем, о чем только можно. Оказавшись замаранными, члены такой семьи больше не могли рассчитывать на официальные должности. К тому же его зять вообще был большой лентяй и никогда не работал как следует. Вся семья держалась исключительно на сестре. Теперь, если зятя отправят на перевоспитание, семья потеряет работника, но это еще будет не самое страшное: гораздо хуже, что у семьи отрежут трудодни. Совершенно непонятно, как теперь это отразится на общем доходе. Даже если сложить все заработанное непосильным трудом за много лет, им никак не удастся расплатиться с долгами.

– Вот мудак, – злобно сказал Шаопин.

– Так сестру жалко… – выдавила Ланьсян.

В этом году ей исполнилось тринадцать, и в ней уже появилось женское изящество. Одежда Ланьсян была затасканная, но иссиня-черные короткие волосы острижены аккуратно и ровно. Ее белоснежный подбородок казался высеченным из камня. Словом, она была очень симпатичной девочкой. С детства Ланьсян отличалась сообразительностью, воспитанной в ней сложностями жизни. Уже в четыре года она отправлялась в поле со своей маленькой корзинкой и собирала траву для свиней или хворост для очага. Она была способной и все схватывала на лету. Настоящий талант был у Ланьсян к математике. Когда отец и брат считали дома расходы и доходы, она часто опережала двух взрослых людей в подсчетах, заставляя их замирать от удивления.

Теперь же брат и сестра стояли на дороге в Горшечной и испытывали только страшную ненависть к своему зятю Ван Маньиню.

– Пойдем, – сказал Шаопин сестре. – Пошли домой.

– Сестра велела мне здесь караулить, – ответила Ланьсян.

– Не надо тебе в доме одной оставаться. И вообще – что здесь караулить? Одна битая посуда. Такое богатство задаром никому не нужно. Пошли, запрем дверь на замок и пойдем домой.

– Ладно, – отозвалась Ланьсян, которой давно надоело торчать в Горшечной. Она хотела вернуться и посмотреть, насколько плохо обстоят дела.

Вдвоем они заперли двери сестриного дома и побежали по тропинке к родным.

Примерно за один ли до деревни брат и сестра остановились. Никто не решался идти первым. Коммунальные поля, отданные под стройплощадку нового грандиозного объекта, лежали как раз перед ними. Был слышен рев высокочастотного репродуктора. Вдалеке, на противоположном берегу реки, развевалось много красных флагов, люди обтекали их, как муравьи. Ланьсян и Шаопин подумали, что их треклятый зять наверняка там. Быть может, и отец тоже – он все-таки был членом стройотряда. И дядя – член парткома производственной бригады, глава стройотряда. Если бы он мог чем-нибудь помочь! Но нет, такой начальник не станет стараться ради буржуазного элемента. И потом, при такой стройке века даже при всем желании не было бы возможности что-то сделать.