«Ты измучена. Вот и все», – сказала себе я. Но это было подобно крови из вскрытой артерии, которая отказывалась сворачиваться. Даже когда я закрывала глаза, пытаясь остановить этот поток, соленая жидкость медленной струйкой просачивалась сквозь мои веки, находила уголок рта, а затем растекалась по губам.
– Выпей это, – произнесла мадам Рэтбоун, ставя большой кубок с вином на столик рядом с ванной.
Я отпила, как и было приказано, а затем откинула голову на вытянутый медный бортик ванны, уставившись в бревенчатый потолок. Женщины загребали цитрусовые кристаллы прямо горстями и втирали их в мою кожу, очищая ее от грязи, запаха и страданий тех мест, где я побывала. Они долго трудились над моими руками и ногами, бережно обходя стороной зашитые раны. Я сделала еще глоток, и круги тепла потекли по кончикам моих онемевших пальцев, разглаживая мышцы, расслабляя шею, натягивая веки до тех пор, пока они не сомкнулись.
Вила снова поднесла кубок к моим губам.
– Глотни еще, – мягко сказала она.
Так знакомые мне места, поля с виноградниками, шелковистое небо, кожица, пачкающая мои пальцы, бархат… дом.
– Морриган, – прошептала я.
…Да.
…караваны привозят его.
…самое лучшее.
…полковник Бодин не пропустит ни единой бутылки.
…много.
Я и не заметила, как заснула, и лишь смутно запомнила, как вставала с чужой помощью, чтобы ополоснуться. Я легла на толстые мягкие одеяла, и женщины продолжили втирать в мою кожу ароматные масла. Мадам Рэтбоун внимательно оглядела зашитые шрамы на моих ноге и спине.
– Стрелы, – пояснила я. – Тавиш вырезал их.
Аделина судорожно втянула в себя воздух.
До меня опять донеслось низкое жужжание женских голосов.
Потом мадам Рэтбоун смазала рубцы маслянистым бальзамом, заявив, что это поможет заживлению. В воздухе разлился аромат ванили.
На животе, которым я ударилась о седло Ульрикса, также расцвел огромный темно-фиолетовый синяк. Массирующие пальцы нежно обводили его по кругу, и я снова ощутила, как соскальзываю в небытие, а голоса рядом стали отдаляться.
– А это что? – спросила Вила, кончиками пальцев касаясь рисунка на моем плече. Он больше не был свадебной кавой. А может, никогда ею и не являлся.
Я вспомнила, как Эффира описывала надежду Венды: «Коготь быстр и свиреп, лоза медленная и прочная, но оба сильны, каждый по-своему…»
– Это…
Пророчество безумной королевы.
Та, что будет сначала слаба и гонима…
Та, чье имя дано было втайне.
– Это их надежда, – слова сорвались с моих губ так слабо и невнятно, что даже я не была уверена, что произнесла их вслух.
* * *
Я проснулась от шепота, доносившегося из гостиной.
– Может быть, вот это и это вместе?
– Нет, думаю, нужно что-то менее замысловатое.
– Думаешь, она знает?
– Вряд ли.
– Никогда не считала это правильным.
– А принц? Принц был в курсе?
– Да, он знал.
– Вот же глупцы.
– Теперь это не имеет никакого значения. Видела, как он на нее смотрел?
– А этот его тон… Поневоле не захочешь перечить ему.
– Особенно теперь, когда он стал королем.
– А какие у него стали глаза. Человека на месте могут испепелить!
– Прямо как у его отца.
– Но это не означает, что они все еще не могут использовать ее в своих целях.
– Нет, я бы сказала, что нет. Вряд ли, после всего того, что произошло.
– А что насчет этого?
– По-моему, эта ткань лучше.
– С этим пояском, да.
Я села, подтягивая к себе одеяла. Как долго я спала? Бросила взгляд на пустой кубок, стоящий на столе, а затем на свои руки. Снова мягкие. Сияющие, чего не было с тех самых пор, как я покинула Сивику несколько месяцев назад. Ногти были подстрижены и отполированы до безупречного блеска. Но почему они сделали это для меня? Или, возможно, это делалось для их короля – того, кто… как они там сказали? «Человека на месте может испепелить»?
