– Меня зовут Сейлиндейл. Можно просто Сейлин.
– Странное имя, – хмыкнула девчонка.
– Оно очень старое. Наверное, что-то значит.
– Буду звать тебя Синеглазка, – улыбнулась девчонка. – Кстати, не ожидала встретить бесовку в Ясных землях. Их тут не жалуют.
– Еще раз назовешь меня бесовкой, наведу порчу.
Девчонка вдруг стала синего цвета и вытаращилась на меня своими огроменными глазищами.
– Шучу. Я не бесовка. Просто мне не нравится это сравнение.
– Ну извини, – девчонка все еще глядела на меня подозрительно. – Ты похожа.
– Ты вообще не очень похожа на человека, но я ж тебя не обзываю.
– Да мне все равно. Я привыкла, – она натянула привычно-равнодушную маску. – Меня, кстати, зовут Хетара.
– Давай так, Хетара, я поделюсь с тобой своими лепешками, а ты покажешь мне дорогу в Ардалию. Конечно, если у тебя нет других дел.
– Идет, – пожала плечами она. – Хотя я все равно не понимаю, зачем тебе туда.
А мне больше некуда идти!
Я ничего ей не ответила. Все равно вряд ли мне удастся все это объяснить. У Хетары свой взгляд на жизнь и свой опыт. И, наверное, он стал слишком тяжелой ношей для девочки ее возраста. Мне казалось, что это мне тяжело жилось: я вставала до первых петухов и шла в школу, где всех детей до десяти лет учили читать, считать и писать. Занятия проходили дважды в неделю, а в остальное время дети помогали родителям: работа по дому, в поле, во дворе… да мало ли дел в деревне. Всего никогда не переделаешь.
Кстати, именно король Вайрон ввел обязательное трехлетнее обучение для крестьянских детей. Мне нравилось в школе. С третьего класса мальчики и девочки учились раздельно. Девочки обучались шить и готовить, мальчики столярному или кузнечному делу. В общих чертах всем нам рассказывали о королевской семье, об Ардалии, но недостаточно, как я теперь понимаю. Конечно, я уставала. Вдобавок, мама при случае старалась нагрузить меня работой побольше – опять-таки, чтоб поменьше людям глаза мозолила. Но я хотя бы дважды в день получала свою миску каши и лепешку, а вот Хетаре, похоже, повезло и того меньше.
Мы приближались к лесу. Хетара с удовольствием уминала лепешку, и я решила, что сейчас лучшее время завязать разговор.
– Не могу понять, какого цвета твоя кожа.
Большую часть времени ее лицо было светло-зеленого оттенка.
– И не пытайся. Накси – хамелеоны. Наша кожа меняет цвет по настроению. Не по ее, кожиному, а нашему настроению, естественно. К примеру, когда мы пугаемся, то синеем. Когда радуемся – желтеем, а если злимся, то становимся темно-красными.
– Никогда такого не видела.
– Не удивительно. Вы там за Горой совсем одичали. А тут в Ясных землях накси никого не удивишь.
Стыдно признавать, но она права. Меняем тему.
– Ладно. Расскажи, откуда ты? Где твои родители?
– Я родилась в деревне у Костлявого леса. Она очень маленькая, у нее даже названия нет. Я давно одна. Родители умерли.
– И что же, твои родственники не могут приютить тебя?
– Было б кому, – хмыкнула она. – Родню отца я не знаю. А родня матери… это бесполезно.
– Почему бесполезно?
– Я же не чистокровная накси. Чтоб ты знала, у чистокровных кисточки на ушах, длинные когти и глаза другие, – Хетара жестом изобразила у себя длинные уши. – Мой отец – человек, а мать из накси. Он был лиходеем, похитил маму где-то в Радужных лесах, хотел продать, но так она ему понравилась, что оставил себе. Она умерла, когда мне было лет восемь, а отца забрали на войну, и он не вернулся.
