Гордо вскинув голову, я ничего не ответила, пошла вверх по холму, решив, что чем быстрее закончится сегодняшнее «изучение моего дара», тем быстрее Харлинг свалит с моего горизонта.
Уже на походе к лачуге я услышала протяжный кошаче-козлячий вой.
Бросившись вперед, я выбежала на поляну и обнаружила козу, несущуюся по кругу, врезающуюся в деревья, кусты, стены дома — во все, лишь бы сбросить с себя кота, висящего на ее спине.
Лысому прилетало ветками-палками, но отлипать от козы он явно не собирался — лишь истошно орал.
Страшно было подумать, что было бы, не вернись я раньше!
— СТОЯТЬ! — несмотря на сиплый голос, как могла громко, рявкнула я, бросаясь наперерез сумасшедшей парочке.
Ошалевшая от боли и ора коза едва успела притормозить, вгрызаясь в землю копытами, чтобы не сбить меня массой.
Кот тут же слетел с ее спины и бросился наутек, делая вид, что он тут вообще ни при чем.
Но я успела поймать этого паршивца раньше, чем тот сбежал в лачужку и спрятался бы где-нибудь под развалинами.
Я держала его за лысую шкирку, так что она натянулась под весом Лысяша, и тому оставалось лишь беспомощно размахивать лапами в воздухе.
— А я говорил, лучше было его утопить, — раздался хриплый голос Харлинга над поляной. — Впрочем, это удивительно и занятно. Нимурн не сожрал козу, явно попытался, но не сожрал.
— В смысле? — Я повернула голову в сторону мужчины. — Он же маленький… А коза — ого-го…
Виктор склонил голову набок, с интересом разглядывая меня, нимурна, козу.
— Маленький? А пасть ты его видела? — вкрадчиво поинтересовался он.
Я пожала плечами.
— Пасть как пасть. — Я повернула кота к себе мордой, приподняла верхнюю губу к лысому носу, убедилась, что у того обычные кошачьи зубы. — Нормальная.
Я вновь посмотрела на Харлинга, тот, кажется, даже дышать перестал и смотрел на меня, словно я психопатка, засунувшая руку во фрезерный станок, а после задал странный вопрос:
— Вероника, а если я достану тебе бумагу и карандаши, ты сможешь нарисовать нимурна?
Я нахмурилась.
— Конечно могу, хоть и не художник, но зачем? А-а-а, — протянула я. — Вы думаете, что я вижу его как-то иначе, нежели все другие?
— Не думаю, я почти уверен в этом, — ответил Харлинг.
Я покрутила головой.
— Быть не может, — заявила в ответ. — То, что я вижу, полностью совпадает с тем, что я ощущаю руками. Или вы думаете, я бы не заметила разницы?
Судя по лицу Харлинга, он именно так и думал, а поэтому предложил начать с бумаги и карандашей.
Профессор из воздуха извлек мне стопку листов и несколько шариковых ручек, явно из моего родного мира, и, протянув, выдал:
— Рисуй!
Я выпустила кота из рук. Тот, будто только того и ждал, сбежал в лес, чтобы не попадаться мне больше под горячую руку.
В следующие минут десять я честно пыталась изобразить Лысяша на бумаге. Рисовать было неудобно, вместо стола мое колено, отчего ручка постоянно норовила проткнуть бумагу насквозь, а восстановившаяся от первого шока коза заглядывала мне через плечо и явно хотела бумагу сожрать.
Чуть поодаль стоял Харлинг. Он не торопил. Казалось, мужчина бездумно разглядывает поляну, стены лачужки, кустики вокруг. Иногда он пинал носком ботинка валявшиеся камешки и тут же терял к ним интерес.
— Не отвлекайся, рисуй, — заметив, что я бесцеремонно его разглядываю, одернул он.
— Так уже готово! — ответила я, являя миру шедевр и делая вид, что ни капельки не смущена.
