Очередное утро в Белом Ките - страница 3

– Я бы сыграл, но стесняюсь, – поник головой юноша.

– Да не бойся, сыграй. – Я легонько похлопал по его кривой и сутулой спине, пытаясь подбодрить.

– Если что, меня зовут Алан, – кивнул парень.

Алан неуверенно присел на стул и начал играть медленную и меланхоличную мелодию. Я слегка улыбнулся и с чувством выполненного долга направился в палату. Музыка, может быть, и грустная играла, но довольно приятная на слух. Я сразу понял, что Алан окончил музыкальную школу и мелодично нажимать на клавиши ему приходилось не впервой.

Рачок-музыкант просыпался раньше остальных, поэтому каждое утро пациенты вставали со своих коек под звуки красивой и успокаивающей композиции Хьюберта Ральфа Трейера. Но так продолжалось недолго. С каждым днём мелодия становилась всё тревожнее. В один день на него даже начали жаловаться медсёстрам. Но Алан не нарушал никаких правил третьего отделения, а это значит, что одна часть недовольных просто смирялась, проявляя вынужденное терпение, а другая часть активно выказывала кипящее недовольство самому рачку-музыканту. Единственным, кто вставал на защиту юного таланта, был я.

Стоит отметить важную деталь: так как я бывалый, мало кто желал мне перечить. Всё-таки медперсонал тоже был на моей стороне. А музыка, играющая по утрам, приобретала ещё более гнетущие черты.

В одно утро музыка перестала играть. Мне тогда подумалось, что из-за тяжёлых лекарств, которые давали Алану, он не смог встать раньше. Но внезапно, когда ещё не успели блеснуть первые лучи солнца, я услышал громкий звук, будто на фортепиано упал какой-то толстенный словарь. Я второпях натянул свои изрядно поношенные брюки и вышел из палаты. Первое, что бросилось мне в глаза, были взволнованные санитары, окружившие музыкальный инструмент. А чуть позже я заметил одного человека, чья голова лежала на клавишах и бурно кровоточила. Думаю, нетрудно догадаться – тем бедолагой был Алан. Молодой музыкант довольно сильно ударился головой о клавиши и, по всей видимости, разбил голову и потерял сознание. Через несколько мгновений прибежали медсёстры и медбратья. Старшая от увиденного ужаса с гулким отзвуком охнула, мимолётно содрогнувшись, прямо как привязанный ремнями пациент от мощного электрического разряда, пронёсшегося из электродов по всему телу. Затем она, опознав моё лёгкое дыхание своими хищными ушами, бросила в мою сторону максимально встревоженный взгляд: «Живо в палату!» Я без каких-либо пререканий послушался. А что мне оставалось делать?

Фортепиано снова убрали и выкинули вслед за прошлым – на свалку. На следующее утро я узнал, что бедного паренька увезли в другое отделение. Больше его никто не видел. После этого случая в нашем отделении не играла грустная музыка. Вообще никакая музыка больше не играла.

Порой крепких мужчин из нашего отделения просят помочь с генеральной уборкой. Некоторых подкупают сигаретами, а других – двойной порцией на ужин. Я же прошусь в уборщики, чтобы просто слегка размяться. Физический труд, особенно если у него есть конкретная и конечная цель, помогает отвлечься и ощутить прилив позитивной энергии… Ну лично у меня в жизни всегда так было. Видимо, когда делаю что-то полезное и день проходит продуктивно, мне становится легче на душе.

Вчера мне как раз довелось в очередной раз помогать с уборкой на женской половине отделения. Здешних дам я по именам не знаю, да и они меня не особо интересуют. Белый Кит – не лучшее место для романтических приключений. Но всё же одно имя мне доводилось слышать довольно часто. Почти всегда во время генеральной уборки я слышал это назойливое: «Кэндис, да не пишут про тебя в газетах». «Да кто такая эта Кэндис, и почему про неё должны писать в газетах? Может, знаменитость какая-то?» – думал я тогда, намывая паркет. И вот во время вчерашней уборки я совершенно внезапно получил ответ на терзавший меня вопрос. Девушка в мохнатом и поношенном свитере с несуразной торопливостью подбежала ко мне: «Вы читали газеты? Там про меня писали?» Её опухшие от слёз глаза и стекающие по губам сопли вызывали во мне одновременно горькую жалость и непреодолимую брезгливость. Я, как и обычно бывает в таких ситуациях, сделал вид, что просто не вижу её. Тем более у меня оставалось ещё много работы.