Очередное утро в Белом Ките - страница 4

– Кэндис, успокойся! – К взбудораженной девочке подошла ещё одна барышня с синяком под правым глазом и попыталась оттянуть её руками.

– Нет, Линда, про меня там точно пишут! – слёзно настаивала Кэндис.

– И что про тебя могут писать эти гадкие журналисты? – Я не выдержал своего любопытства, перестав притворяться слепым.

– Мужчина! – заплакала девчонка в свитере, обратившись ко мне. – Вы же читаете газеты? Там про меня точно пишут!

– Кэндис, пойдём в палату! – Линда не отлипала, всё крепче сжимая запястье встревоженной девушки.

– Так что же такого про тебя там пишут? – продолжал бунтовать мой пытливый интерес.

– Плохое про меня пишут! Очень плохое! – всхлипнула Кэндис.

– Делайте свою работу и не приставайте к бедной девушке! А то я позову старшую медсестру! – выпалила грозное замечание барышня с синяком.

– Ну вообще-то она первая ко мне подошла и отвлекла меня от работы, – отмахнулся я с ехидной ухмылкой. – Так что выговор скорее сделают вам обеим, а не мне.

– Я обязательно на вас пожалуюсь! – не жалея мои барабанные перепонки, рявкнула Линда.

На такой шум, очевидно, отреагировал медперсонал. Пока старшая сестра без устали ругала меня и Линду, пара медбратьев тихонько отвела Кэндис в процедурную. Там эту несчастную девицу, по всей видимости, ожидал большой и болючий укол ортодрафена. Я же, несмотря на то, что лишился целой недели прогулок, всё равно продолжил мыть полы и драить унитазы. Закончить начатую работу для меня было делом принципа.

Утром я проснулся в отличном настроении. За то, что я работал больше всех, моё наказание великодушно отменили. Санитары после резвой уборки положили утренние газеты на небольшой столик в коридоре. Я их никогда не читал, но после вчерашнего даже интересно стало, что вообще пишут в этих чёртовых газетах. Я взял одну и начал листать: «Так, здесь про выборы мэра… Неинтересно… Здесь про каких-то актёров… Неинтересно… Здесь про… что?! Кэндис Уорхол, пациентка третьего отделения Бэйфуртской психиатрической больницы, совершила самоубийство. Криминалисты заявляют: девушка пыталась повеситься в душевой, используя несколько полотенец, но поскользнулась и разбила голову о кафель…» Я стоял как вкопанный, не выходя из ступора ещё минут пять. Затем я сложил газету и пошёл в туалет чистить зубы и справлять нужду. Всё-таки про Кэндис написали в газете что-то плохое. Очень плохое.

Поедая пресную овсянку на завтрак, я думал о некоем «попе», что недавно к нам заселился. Правда, он лежит в другой палате и не посещает буфетную. По этой причине мы с ним очень редко пересекаемся. Он почти ничего не ест, поэтому после всеобщей трапезы его буквально силой затаскивают на кухню санитары и с угрозами всадить ему в желудок зонд заставляют положить себе в рот хотя бы пару ложек супа, каши или риса. Почему его все называют «попом», я тогда ещё не знал, но немного догадывался.

После скромного завтрака и заглатывания противных пилюль у сестринского поста у нас была групповая прогулка во дворе.

Многие пациенты любят прогулки, ведь они являются редкостью из-за постоянной непогоды. Ещё сильнее их боготворят активные курильщики, им дают по парочке сигарет. Мне же нравится гулять не из-за возможности покурить. Просто дышать свежим воздухом и кормить голубей сухарями, которые остаются у меня после завтрака, – вот в чём заключается моё довольство. Возможно, в глазах молодых пациентов я выгляжу заурядной бабулькой, но мне плевать на подобных сосунков; они не понимают той прелести, что ощущаю я, притрагиваясь к природе.