Секс – это что-то интимное только между двумя людьми.
Он даже ждал целый год, пока мне не исполнилось восемнадцать, прежде чем заняться со мной полноценным сексом.
– Так-то лучше. – вдруг серьезно говорит Элиот с легкой улыбкой на лице и странным проникновенным взглядом.
– Ты о чем?
– Ты улыбаешься. Искренне. А когда вошла, на тебе лица не было.
– Но ты даже не взглянул на меня, когда я вошла.
– Все было в твоем голосе, а потом в глазах. Можешь своему парню рассказывать о том, что все в порядке. Со мной это не прокатит. Я тебя вижу, Дана Эдвардс. Насквозь. Колись, что случилось?
Мотаю головой, делая еще глоток уже остывшего кофе.
– Мне мама звонила. – тихо говорю я.
– Вот же сучка. Да как она только посмела?
Из меня вырывается еще смешок, но уже не такой живой.
– Что хотела?
– Понятия не имею. – снова поднимаю на него глаза. – Я не ответила.
– И правильно сделала.
Элиот запускает руку мне в волосы и притягивает к себе, обнимая. Я не сопротивляюсь, просто наслаждаюсь его теплом, сильным телом и понимающим молчанием.
– Уверена, что не передумала насчет того, чтобы раздеться? – через мгновение шепчет он, и я тут же вырываюсь из его объятий с силой ударяя ладонью в грудь. Но он только усмехается.
– Ладно. Ладно. В другой раз.
– Никакого другого раза не будет, Элиот Бастьен.
– Еще посмотрим, Дана Эдвардс.
Спустя три-четыре часа, проведенных в студии Элиота, я практически совсем забываю об утреннем конфузе, собеседовании, звонке от мамы и ссоре с Шоном.
Тяжесть этого дня опускается внезапно, стоит сесть в такси. Я стараюсь не подпускать к себе плохие мысли. Потому что еще в детстве поняла одну простую вещь – мы сами задаем настроение нашей жизни. Каждый день может наполнится разочарованием, стыдом и сожалением, если ему позволить. Но вместо этого я даю ему отпор, выбирая надежду, смех и благодарность. Это мой способ не сойти с ума.
Хотя в данный момент даже это не помогает. И почему-то именно сейчас. Не знаю, что конкретно пошатнуло мой замок – Шон, мама или новая работа. А может, они сделали это вместе, и поэтому мне сейчас хочется разрыдаться.
Открываю окно рядом с собой и впускаю теплый воздух вместе со всем, что может предложить мне город. Он обнимает меня, как старый друг, доставая все плохое, и я начинаю плакать.
Слезы высыхают к моменту, когда я вижу окна квартиры, где живу с Шоном. В них горит свет. Значит, сегодня он вернулся домой раньше. Мысленно тут же составляю план действий. Это помогает не совершить какую-нибудь глупость или сказать что-то не то.
Поднимаюсь наверх и тут же открываю дверь своим ключом. Шон сидит ко мне спиной на диване. Из телевизора доносятся новости. Из всего освещения, горит только лампа у дивана. Аккуратно, разуваюсь, вешаю на место сумку и осторожно, как нашкодивший ребенок, встаю перед ним лицом, загораживая телевизор. Наши глаза встречаются, но он продолжает молчать. А все мои заготовленные слова вылетают из головы, и я просто расстегиваю пуговицу на брюках, позволяя им упасть к ногам. Шон внимательно следит за моими действиями и продолжает молчать. Тогда я даю себе волю и медленно сажусь ему на колени сверху. Его ладони, скорее рефлекторно, чем намеренно, опускаются на мои бедра.
Губы находят его в легком поцелуе. Немного раскачиваясь бедрами, я прокладываю дорожку от уха к шее. Его тело напрягается, а мне только нужно почувствовать тепло, нужно почувствовать себя желанной, знать, что между нами ничего не изменилось, знать, что он все еще рядом со мной, хочет меня.
