Очищение духом - страница 66



Стекольщик смотрел хмуро, и неизвестно, какие мысли копошились сейчас в его сознании. Однако через пару минут молчания он устремил на Ривелсею взгляд своих серых глаз, правдивых и чистых, как вода на дне заброшенного колодца в ненастную полночь, и сказал голосом, какой можно было принять за доверительный и искренний, если забыть про личность говорившего:

– Гостья, Рито́ла я не убивал и никогда и ни за что не смог бы его убить, это был человек, которому я доверял всё, мой ближайший друг. Мой единственный ближайший друг.

Ривелсея, сколь смогла скорбно, потупила глаза.

– Простите меня, Дейвис, – сказала она. – Мне не хотелось вас огорчать и добавлять меру к мерам вашей печали. Я понимаю и уверена, что вы не способны на такое. Человек хороший, я считаю, вообще не может, никак не может лишить жизни человека. Это немыслимо и нереально.

Дейвис посмотрел на Ривелсею как-то туманно, но уже дружелюбно.

– Спасибо за то, что утешаешь меня, прекрасная странница. Мне очень тяжело, однако ж никто не хочет меня теперь поддержать. И сейчас, – Стекольщик быстро обернулся по сторонам, убеждаясь, видимо, в том, что количество присутствующих в лавке исчерпывается двумя, и в словах его появился вдруг некий жар, развеявший холодность и сумрак его лица и речей, – я точно скажу тебе, девушка, и только тебе, что убийцы Ритола не останутся без наказания, в этом теперь заключена часть смысла моей жизни. Я покажу всем, что я не убийца и что своему другу я верен и сейчас. Мы ещё посмотрим, чем всё это закончится, будь уверена!

Шёпот Стекольщика на этом прервался, и Ривелсея воскликнула голосом взволнованным и очень громко:

– Но кто, кто мог это сделать? Вы знаете?

Стекольщик посмотрел на неё с прищуром и сверкнувшей на секунду в глазах искрой хитрости.

– Мне невозможно объяснить тебе это, девушка, – промолвил он. – Никак невозможно, хотя и хотелось бы мне это, быть может.

– Но почему же? Почему? – спросила Ривелсея.

– Потому что ты в Анрельте первый раз, – сказал Стекольщик, – и ты не можешь, я думаю, никак знать человека по имени Теро́н, который является главным в не очень любящем день посольстве.

– Посольстве? Каком Посольстве?

– Чашечку эту продам я тебе за полцены, за три золотых монеты всего, – сказал Стекольщик во много раз громче, чем говорил до этого. – Говорят, что любой напиток в изделиях из этого стекла дольше сохраняется горячим и приобретает слабый запах того цветка, который изображён на нём. Хотя, скорее, это всё-таки воображение, но чашка неплохая.

– Кто такой Терон? – спросила Ривелсея в лоб.

– А что, говорю же я: время такое, что никто не покупает у меня посуду, и я всё разоряюсь и беднею, – горько сказал Стекольщик. – Беднею и беднею, разоряюсь и разоряюсь, беднею, и совершенно уже вскоре буду я бедным и без денег совсем.

– Ладно, поможем вашей торговле, чем сможем, – сказала Ривелсея, кладя в руку Дейвиса три монеты и забирая чашку, уже завёрнутую в какую-то зелёную материю. – Спасибо вам большое за чашку и за приятное общение. Я ещё зайду, я думаю, перед тем, как уезжать из Анрельта.

– Я уверен, абсолютно уверен в этом, – сказал Стекольщик. И добавил, поясняя, – ведь как же можно без хорошей посуды-то жить?

Глава 15

Выйдя из лавки, Ривелсея быстрым шагом, вернув на лицо задумчивое выражение, за полчаса вернулась к Адесту и, поскольку того не было дома, стала ждать его возвращения.