По правую руку Тарелла, за длинной стороной стола сидели Ал и Беарн. Медведь, как и людоед, наверняка перевоплощавшийся для битвы, облачился полностью – в мешковатую футболку и такие же треники. Одежда Ала изрядно пострадала – джинсы были исполосованы так, словно десятки кошек, ополоумев, скатывались по ткани, зацепившись когтями. Рукав майки – оторван с мясом, захватив кусок ткани с переда, приоткрыв грудную мышцу. Цвет зеленой футболки угадывался исключительно по тонкой полоске на вороте, не окрашенной в буро–алые разводы. Основная ее часть напоминала кусок холста, на который ребенок случайно уронил краски, как следует потоптался для пущего удовольствия и еще руками поелозил.
Ледяной нахмурился, искоса наблюдая за нашими гляделками с Тареллом.
Моррох… Таким я его и запомнила, когда подглядывала этот мир под суровым руководством Святейшества. Не человек. О чем явно свидетельствовали черты лица: низкий лоб, выпирающая, как у обезьяны, челюсть, куцый нос, массивные надбровные дуги. Сложенные на столе руки неандертальца поражали длиной, пальцы же, напротив, выглядели обрубленными, мясистыми. Непомерно вытянутое тело, короткие ноги, едва достающие до пола на стандартном стуле – неполный список особенностей внешности Морроха…
Впрочем, зачем она мне? Мне нужна его кровь.
К тому же для меня, нишати, самым потрясающим в Моррохе была его… аура.
У таких, как я, энергооболочка напоминает полусложенные крылья всех цветов радуги. Со стороны очень красиво. У неандертальца таких крыльев было… четыре. Причем внутренние казались еще больше внешних. Чудилось: раскинь он их, обрати энергию в материю – и добрая половина стен просторного зала превратится в руины. Оттенки, переливами растекавшиеся по энергетическим крыльям неандертальца, под силу оценить, наверное, только живописцу. Я и половину назвать затруднялась.
Тарелл кивнул, заметив мое внимание к Морроху. Складывалось впечатление, что мы знакомы бог знает сколько лет и понимаем друг друга без слов.
Совершенно не хотелось смотреть на гентов, примостившихся напротив ледяного и медведя.
Уорл… внутри закипало желание ногтями драть мраморную кожу гента, выцарапать ясные голубые глаза, повыдергать сказочно–золотистые кудри, рассыпавшиеся по плечам в роскошном беспорядке. Я с наслаждением заметила, в какие лохмотья превратились его белая рубашка из нежнейшего шелка и черные брюки из той же ткани. С какой–то злобной радостью оценила, что у его соседей, еще двоих гентов, с костюмами не лучше. Ближайший к Уорлу изумлял пронзительными зелеными глазами, какие не встретишь у людей, румяными, округлыми юношескими щеками, не вязавшимися с выражением лица, и взглядом древнего существа.
Остальные особо не выделялись. Теперь, когда я вдоволь нагляделась на гентов, эти образчики журнальных мачо, даже после драки годные для демонстрации одежды дорогущих брендов, уже не привлекали внимание.
Казалось, миновало как минимум минут двадцать. Я бросила взгляд на странные часы, подпиравшие потолок допросной – треугольные, со стрелками, завитыми, точно рога горного марала. Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что с момента нашего с Тетом появления в комнате прошло минуты две.
Вот почему полицейские не торопили, не возмущались заминке!
– Вы первые, кто прибыл на удостоверение личности, – начал Эрлиф. – Прошу публично представиться! За какого из свидетелей хотите поручиться?
