Подойдя ближе, она увидела его. Знак. Он был вырезан на темной, морщинистой коре дерева – грубо, но глубоко, очевидно острым ножом или каким-то другим инструментом. Это был простой, даже примитивный символ: вертикальный православный крест, но его нижняя косая перекладина была перечеркнута жирной, уверенной горизонтальной линией. Линии надреза были свежими, края еще не успели потемнеть и затянуться под воздействием воздуха. Из глубокой вертикальной борозды даже сочилась капелька вязкого древесного сока, похожая на янтарную слезу.
Лили замерла, глядя на странный знак. Он был ей смутно знаком. Где она могла его видеть раньше? Сердце заколотилось быстрее, когда в памяти всплыл четкий образ – те странные, тяжелые, безликие картонные коробки, которые недавно привозил курьер. На одной из них, прямо на желтом упаковочном скотче, которым она была перевязана крест-накрест, был небрежно нацарапан точно такой же символ. Маленький, едва заметный, но теперь она узнала его безошибочно.
Крест, перечеркнутый линией. Что он означал? Почему отец вырезал его здесь, в лесу, на этом конкретном дереве? Это была его личная метка? Указатель пути к бункеру? Или что-то иное, имеющее сакральный, понятный только ему одному зловещий смысл?
Сам по себе символ был простым, почти детским. Но в общем контексте всего происходящего – отцовской нарастающей одержимости, тайного строительства бункера, его пугающих речей о конце света и необходимости «очищения» – этот незамысловатый знак приобретал по-настоящему зловещее значение. Он был как тайная печать тайного общества сумасшедших, как условная метка на карте, ведущей в очень опасное место, как символ веры безумного фанатика.
Лили осторожно провела кончиками пальцев по грубым, свежим линиям, вырезанным на живой коре. Дерево под её пальцами казалось теплым, почти живым, и от этого прикосновения ей вдруг стало по-настоящему не по себе. Словно она прикоснулась к чему-то глубоко запретному, к тайне, которая совершенно не предназначалась для её глаз. Знак на дереве был еще одним недостающим фрагментом ужасной головоломки, которую она пыталась собрать, но каждый новый фрагмент делал общую картину не яснее, а только темнее и страшнее.
Она быстро огляделась вокруг. Лес внезапно затих, даже невидимые птицы смолкли. Тени деревьев резко удлинились, сливаясь и переплетаясь на земле в причудливые, темные узоры. Ей отчетливо показалось, что за ней наблюдают. Не отец, нет. И не тот черный ворон. Что-то другое. Древнее. Что-то, что было незримо связано с этим знаком, с этим старым лесом, с той страшной тайной, которую её отец пытался то ли похоронить глубоко под землей, то ли, наоборот, разбудить. Она поспешно отступила от дуба, от зловещего знака, который смотрел ей вслед со ствола дерева, как немигающий, темный глаз из самой сердцевины молчаливого леса. Ей нужно было немедленно убираться отсюда. Как можно скорее. Бежать.
Часть 4
Лили вернулась из леса взволнованная до предела, с бешено колотящимся сердцем. Грубый знак, вырезанный на коре дуба, не выходил у неё из головы. Он был как ключ, но она не знала, к какой двери его приложить, хотя инстинктивно чувствовала – за этой дверью скрывается что-то важное и очень опасное. Она проскользнула в дом тихо, как мышка, стараясь не привлекать лишнего внимания родителей. Эмили все еще сидела в гостиной, неподвижно глядя в окно, её лицо было бледным и напряженным после тяжелого разговора с Майклом. Сам Майкл, по всей видимости, снова закрылся в своем кабинете. Из-под двери не было слышно ни звука.
