— А если так, что делать? — растерянно произношу я, потому что вдруг действительно ухвачу.
— Поцелуй, — улыбается психолог. — То место, за которое ухватил. Ты можешь быть грубым, дерзким с кем угодно, но не с ней. Всё что в тебе есть живое, нежное и ласковое выплёскивай на неё. Для начала попробуй наладить дружеские отношения. Нужно всё время говорить. Нащупать точки соприкосновения. Что-то общее. Не стоит вспоминать школьные годы. Ты начинаешь знакомиться с девушкой заново. Это чистый лист, Мирон, что ты на нём напишешь, то и выйдет.
Психолог крутится на своём кресле, держа в пальцах ручку, и тихо продолжает:
— Любовь – это отдавать. Всё время что-то дарить, не ожидая ничего взамен. Если любовь взаимная, то ты почувствуешь заботу со стороны партнёра. Поэтому не удивляйся, если тебя не примут. Я тебя умоляю, не надо насилия.
Партнёр... Так классно звучит! Ещё бы лучше сексуальная партнёрша, вообще бы всё встало на свои места.
— Всё, спасибо, — поспешил я.
— Стой, — усмехается Ярослава Николаевна, жена моего школьного тренера. Того самого, что вправил мне мозги. Не до конца, я изрядно не в себе до сих пор, но именно Хрен с Горы совершил революцию в моём сознании.
— Да.
— Попьёшь чая?
— Хорошо. Можно.
2. Часть 1 Из двух зол
Из двух зол
Мирон
Этот шикарный бинокль, в который я смотрю, подарил мне старый охотник. Звали его Валерой, и был он родным дедом Химеру и его сестре Любе Часовой.
— Подсматривать будешь? — хитро спросил у меня тогда дед Валера.
— Присматривать, — поправил я его и взял отличную оптику себе.
За его внучкой подсматривать-присматривать.
Зверь одержимый. Два года. Как охотник в засаде, смотрю на мелкую дичь. Выдержанно, терпеливо присматриваю за Любой. И, как любой охотник, стараюсь не спугнуть. Поэтому сразу не бросился на неё, тенью хожу за своей девчонкой и любуюсь.
По логике, получив свою дичь, я её съем и сделаю чучело. Меня сразу предупредили, что я пошёл по неправильной дороге. Сейчас у меня кураж, адреналин, я к этому привык. Получив своё, я стану расправляться с жертвой, пока окончательно её не сломаю. Потом опять почувствую желание кого-нибудь поймать.
Психолог уже не помог в этом случае, и Ярослава Николаевна отправила меня к психиатру Павлу Олеговичу.
Так у меня появились долгосрочные планы.
Мужики в двадцать — в двадцать один год скорее мечтают устроиться в жизни и девок иметь побольше.
У меня другие приоритеты. Многие считают меня больным, пусть считают. Я такой и есть.
Я хочу получить Любу, закончить учёбу, устроиться работать или начать своё дело, последнее меня больше прельщает. Детей хочу. Мои ровесники точно не хотят, а я хочу.
С детьми у меня всё в порядке. Я люблю мелких. В прошлом году ездил вожатым в лагерь для трудных подростков. Я и сам таким был, а может и остался. Так что детей я точно не боюсь.
Я боюсь, что Люба меня отошьёт. Третий день решаюсь, не могу подойти. Сижу на балконе старого здания и смотрю в бинокль на неё. Губу нижнюю прикусываю от удовольствия.
Попа круглая в голубых джинсах. Идёт по темени, редко в свет фонарей попадает, но я знаю, какого цвета джинсы. Это её любимые. Ножки у козочки длинные, туфли на каблуке. При ходьбе груди под тонкой кофточкой подскакивают, в бинокль их отлично видно. Волосы шикарные из стороны в сторону качаются.
За семь лет Люба семь раз красила волосы и меняла образ. От жгучей брюнетки до огненно-рыжей. Пепельной блондинкой побывала. Потом подстриглась, и вот натуральный светло-русый цвет волос. Именно такой я её и помню с детства, такой она мне больше всего нравится.
