— По-разному, — она разочарована, напряжена и не смотрит мне в глаза.
— В среднем! — требую.
— Прекрати на меня орать! — повышает голос. — Семьдесят-восемьдесят тысяч в месяц.
Я замираю. Это… это офигенная сумма. Но она не стоит такого риска. Беру себя в руки, мы уже доходим до перелеска, что отделяет посёлок от дворцов.
— Я буду содержать. Будешь свои семьдесят тысяч получать в месяц, только не подставляй себя так. Ты же понимаешь, долго так бегать у тебя не получится. Ещё пару месяцев, и с пирожными будут брать тебя.
Она ничего не говорит. Значит, уже думала на эту тему. Так сильно расстроилась, что не могла дальше идти.
— Я просто на курьере экономлю, — признаётся она. — Деньги коплю себе на квартиру. Не могу я всё время снимать жильё.
— Любава, — я подхожу ближе, но девушка выкидывает руку вперёд, соблюдая дистанцию. Смотрит на меня грозно.
— Это моя жизнь, Мирон. Это моя работа. Я привыкла рассчитывать только на себя, доверяю только Гале. Буду платить курьеру, раз так… — она хнычет и становится невероятно печальной. Я хочу её обнять. Но как только делаю шаг навстречу, она отходит.
— Люба, я запрещаю. Ты больше не делаешь эту похабщину. У тебя талант, ты можешь по-другому заработать. И меня не игнорь! Мне ты можешь доверять, и я не обманул тебя, я могу подняться и не хило, уже план есть.
— Нормально! Ворваться в чужую жизнь и всё испортить!!!
— Я ещё ничего не испортил, но сейчас всё сделаю, — коварно смотрю на коробку с тортом.
— Мирон, пощади! Я привыкла к деньгам!!! — у неё слёзы в три ручья, она опять на меня нападает.
Я беспощадно рву обёртку, поднимаю торт на руке, чтобы Любава не достала.
И открывается виду шикарный пресс, волосатый чёрный лобок и хуй розовый с венками и головкой.
С какой картинки такой лепила?!
— Гад! Какой же ты гад! — ревёт Любава. — Это очень дорого!!! Меня бросят клиенты за это! Я останусь без работы.
— Я же тебе сказал, что всё на мне, — говорю, хмурясь на надпись.
«Еве опять семнадцать лет». А на самом деле Еве сто семнадцать? Приличные женщины задувают свечи, Ева сосёт карамельный член.
Любава умудряется отобрать у меня коробку. Но член я ей не отдаю. Срываю липкую головку и залпом выпиваю вишнёвый ликёр за пять тысяч рублей, что внутри члена.
Приторная сладость с горечью спирта окатывает весь рот. Вкусно невероятно! Мну кондитерский член и жую его по кусочкам.
Люба уже никакая от расстройства. Плачет. Замахивается и меренговым лобком со взбитыми сливками заезжает мне в рожу.
****
Люба
Мирон умылся в маленьком фонтане у магазина. Усмехался и не переставал хвалить мой торт. Его в такие места пускать нельзя, зверь какой-то. На всех плотоядно смотрит, дикий, бешеный!
Но есть в этом что-то особенное. Мне почему-то нравилось, что в нём стержень. У меня дед, отец и брат такими были, я невольно буду искать их в других мужчинах.
Вот нашла, а что с этим пришибленным дальше делать, не знаю.
Я понимаю, что моя жизнь не будет прежней. Ладно, у меня и жильё есть, и деньги подкоплены.
Знаю, что не тем занимаюсь и не то делаю. Всегда знала, а выбраться из этого не могла. Прибыльно. Там, где деньги, совесть помалкивает.
Это как в проституции. Галя же рассказывала мне, что только первые два раза совестно, потом начинаешь себя оправдывать и спокойно продолжаешь работать без стыда и совести. А всё потому, что оплачивается и не нужно беспокоиться о завтрашнем дне. На завтра денег хватит точно.
