– А у вас на селе никто обувь не шьет? К какому сапожнику обычно обращаются ваши односельцы?
– Так у нас Касимов недалече, тудой обычно ездиют, – развел руками староста.
– Сколько дворов на селе?
– Три десятка.
– Так, сейчас пойдешь со мной по дворам, я должен поговорить с жителями Кириловки. Заодно и узнаем, не справил ли кто сапожки с таким вензелем. И вообще поговорить есть о чем.
– Так давай всех на сход соберем, – предложил староста.
– Нет, на сходе много шума будет. Пойду по дворам, хотя бы с большаками поговорю, они про домашних все знают.
Большаками в деревне называли старшего в семье: отца или старшего сына. Они действительно обычно хорошо знали жизнь своих домочадцев, так как сами ее и организовали. Во всех домах Железманов ставил задачу – выяснить, не видел ли кто посторонних в Кириловке, не интересовался ли кто у сельчан насчет иконы, а также не мог ли оставить затейливый след около храма кто из сельских. Нельзя сказать, что жители села Кириловка были настолько бедные, что сапог у них отродясь не водилось. Конечно, большинство мужиков ходили в лаптях, а, когда становилось тепло, то и вообще босиком. Но были и те, кто мог позволить более фасонистую обувь. Хоть некоторые и надевали этот атрибут деревенского престижа только по праздникам и на публику, все же кандидатов на авторство следа у храма хватало. Поэтому в каждом доме Железманов просто просил выставить пред ним имеющиеся в доме сапоги. Из них он отбирал те, которые явно подходили по размеру, составляя список владельцев. К последним он планировал присмотреться более внимательно. Он и сейчас задавал вопросы: где были ночью, кто их видел. Как правило, тут же раздавались возгласы других домочадцев: так он всю ночь в избе провел! И все же Железманов фамилии записывал. Однако самого главного не было: сапог с необычной подковкой так и не обнаружился. Также никто не признался, что болтал с посторонними об иконах в местном храме. Зато поиски неизвестного, заходившего в Кириловку, оказались не такими уж бесплодными.
– Так я второго дня видела мужика незнакомого в нашем селе, как раз недалеко от церкви это было, – воскликнула одна крестьянка во время беседы. – Даже двух.
– Точно незнакомые?
– Вот тебе крест, – забожилась женщина, осеняя себя крестным знамением. – Первый раз их видела.
– А описать ты их можешь?
– Чего?
– Ну, рассказать, как они выглядели, росту какого были, цвет волос и прочие приметы, лет им сколько, молодые, старые, – пояснил следователь.
– Так оба были уже немолодые, в возрасте. Один повыше, худощавый, седой уже, спина у него сгорбленная.
– Сгорбленная, это как? Горб у него?
– Да какой там горб, просто спину не может прямо держать.
– Сутулится, словом, – понял следователь. – Вот ты сказала, что он выше был, чем другой. Это как? Он высокой сам по себе или просто выше второго, а тот такой маленький, что выше него быть не шутка.
– Не поняла, барин, о чем ты.
– Роста этот седой был большого? Выше меня?
– Да, выше.
Это было важное сопоставление. У Железманова рост был выше среднего, поэтому выше него – значит, высокий. Неплохо бы еще выяснить черты лица подозреваемого.
– А лицо этого сутулого ты разглядела? – продолжал работу следователь.
– Лицо как лицо, обычное, – крестьянка не понимала, что от нее хотят.
– Может, цвет глаз запомнила, нос какой?
– Да делать мне больше нечего, глаза его рассматривать, – отрезала свидетельница. – Нос обыкновенный.
